Текст:Константин Крылов:Либерализм как реальность
Либерализм как реальность
- Автор:
- Константин Крылов
- Предмет:
- «Либерализм»
Ссылки на статью в «Традиции»:
- Крылов К.А. «Либерализм как реальность» // www.traditio.ru.
- Крылов К.А. «Либерализм как реальность» // ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
Вместо предисловия[править | править код]
Ничто не открывает сущности человека так ясно и так полно, как его отношение к врагам.
Разумеется, слово «враг» может показаться не вполне понятным: в общем-то, мы обычно называем «врагами» всех, кого мы боимся, ненавидим или даже завидуем.
Тем не менее страх и зависть являются всё-таки низшими чувствами по сравнению с ненавистью, поскольку только она одна может подвигнуть нас к самоотрицанию и самопожертвованию. Ненависть (как и ее противоположность, любовь) трансцендентна по отношению к субъекту: по-настоящему ненавидящий что-то способен положить жизнь и даже душу свою ради уничтожения врага. Ненависть поднимает нас над нашим страхом за себя и даже над нашей завистью к чужому. Именно поэтому ненависть столь опасна: недолжным образом направленная, она увлекает человека не вверх, а вниз, в пучину.
Враг — это прежде всего объект ненависти. Отношение к врагам — это отношение к трансцендентному. Поэтому верной приметой профанического сознания является чрезмерная демонизация врага, сочетающаяся при этом с крайнем легкомыслием. И неудивительно: профан ведь, по сути дела, ненавидит не столько самого врага, сколько тот неприятный факт, что он вообще существует. Это далеко не одно и то же. Человек, ненавидящий врага, ненавидит в конечном итоге зло, которому тот служит. Человек, ненавидящий всего лишь факт существования врага, на самом деле к самому врагу вполне равнодушен: он просто досадует на то обстоятельство, что у него появился какой-то враг, который доставляет ему неприятности и с которым теперь нужно что-то делать. Это просто-напросто раздражение скучающего ленивца, которого неожиданно и грубо потревожили. Ненависть, как известно, «выводит из себя», то есть, опять-таки, трансцендирует, а профан не желает «выходить из себя» ни под каким видом.
Поэтому в душе профана искренняя злоба преспокойно сочетается с каким-то своеобразным презрительным благодушием: враг представляется, с одной стороны, исчадием ада, а с другой — примитивным, нелепым, и даже не заслуживающим «специального внимания». В частности, профану всегда кажется, что враг побеждает только потому, что он «оказался сильнее» и ему «дьявольски везет». Здесь важно словечко «оказался»: по сути дела, опять-таки имеется в виду «повезло» (только не сейчас, а пораньше, — ну, когда он где-то как-то раздобыл эту самую «силу», через которую и стал «сильнее»). Но смысл действий врага и его мотивы неизменно представляются чем-то убогим: врага легко разбить по крайней мере на словах. Враг для профана всегда дурак и жулик, пусть даже ловкий жулик, пусть даже хитрый дурак. И в конечном итоге профан свято верит, что враг когда-нибудь сам навернется, а задумки его сами собой обнаружат свою несостоятельность.
А теперь мне придется сказать, что отношение так называемой «консервативной мысли» к либерализму до сих пор отдает профанизмом. Это в той или иной мере касается не только писаний какого-нибудь Бердяева, но и де Местра, и Рене Генона,— да, честно говоря, почитай что и всех ниспровергателей и обличителей либерализма «справа».
Разумеется, подобное утверждение должно быть как-то обосновано. Увы, это сделать нетрудно. Достаточно обратить внимание на то, с какой охотой все помянутые консервативные писатели (да и остальные, конечно, тоже) обрушивали свой гнев на внешнюю оболочку либерализма, и прежде всего на его пропагандистскую подачу. Достаточно вспомнить хотя бы, сколько раз консервативными умами торжественно поражалось соломенное чучело «либеральной идеи равенства»! Как будто либерализм когда-то кому-то обещал какое-то «равенство»! Или эти навязшие в зубах разоблачения «охлократии», «власти толпы», «невежественных масс», якобы удушающих в колыбели «гениев и безумцев»! Бедные гении и безумцы! Смею заметить, именно в либеральных странах лучше всего устроены именно эти две породы людей — то есть «гении» и «безумцы» (и уж тем паче «гениальные безумцы»).
Говорить об этом можно очень много. Вместо настоящего либерализма — то есть либерализма Адама Смита, маркиза де Сада, Вашингтона, Робеспьера, Линкольна, Вольтера, Хайека, Жака Аттали, Айн Рэнд, Билла Гейтса и Джорджа Сороса — вместо реального политического строя Соединенных Штатов Америки — вместо силы, сокрушившей весь незападный мир и вознамерившейся остановить историю — мы все время имеем дело с какой-то жалкой карикатурой, не имеющей ничего, или почти ничего общего с реальным либерализмом. С другой стороны, этому пошлому пугалу приписывается не менее чем сатаническое происхождение: нет недостатка в рассуждениях насчет того, как «магические ордена Черной Атлантиды» (или как ее там) веками приуготовляли Новый Мировой Порядок, варили в дьявольских котлах пепси и кока-колу, а ныне собираются учинить пришествие Антихриста посредством Интернета, гипноза, и рекламы гигиенических салфеток.
Я позволю себе усомниться в том, что либерализм — любимое чадо Сатаны. Разумеется, последний очень даже «приложил копыто» — но он вообще не ленив и предлагает свои услуги в любом деле. В том-то и состоит его пресловутая сила, которая нас так изумляет. Хотя об этом и не очень принято говорить, но одно из самых необоримых искушений — дать Сатане поработать на нас, или попользоваться плодами его трудов. Но не будем об этом. Либерализм-то, все-таки, по большей части дело рук человеческих, более того — многие либеральные положения по-своему правильны. Все дело, впрочем, в этой самой оговорке — «по-своему». Они правильны в определенной ситуации, но это еще не значит, что сама эта ситуация «правильна».
Свобода обмена[править | править код]
Само слово «либерализм», как не крути, указывает на его связь со свободой. Как ни крути, либерализм — это прежде всего учение о том, что все люди должны быть свободны. И это отнюдь не пропаганда, как в случае с рассуждениями о всеобщем равенстве или максимальном общественном благе. Это действительно суть дела. Либерализм не может обеспечить (м даже не обещает) равенства, справедливости, или хотя бы всеобщего достатка. Но свобода — это условие sine qua non.
Не будем делать вид, что мы не понимаем значения этого слова, не будем рассуждать, или заниматься дешевыми филиппиками насчет того что такое свобода, какова «истинная свобода» и «ложная свобода». Будем считать, что свобода — это возможность что-то делать или не делать. Так вот, свободу чего утверждает либерализм?
Будем внимательны. Речь идет не о людях, а только о каких-то человеческих действиях, и причем вряд ли обо всех возможных. Человек много чего способен делать. Либерализм, даже самый что ни на есть крайний, не защищает любое возможное поведение. На самом деле речь идет о каком-то типе действий, или даже о каком-то одном действии, но уж право на него признается абсолютно за всеми людьми. Скажем больше — само понятие «человека» определяется относительно способности совершать это действие.
Это действие — обмен. Либерализм — это всего лишь учение о свободе неограниченного обмена чего угодно на что угодно. В таком случае зададимся вопросом — как возможен обмен?
Во-первых, обмен — это обмен собственности на собственность. В таком случае свобода неограниченного обмена требует, чтобы все сущее (и шире — все мыслимое) могло рассматриваться как возможная собственность.
Во-вторых, обмен предполагает изменение отношений собственности, то есть возможность отчуждения собственности от владельца, легкость ее отделения, ликвидность. Свобода неограниченного обмена требует, в таком случае, абсолютной (или, как минимум, очень большой) ликвидности любой собственности. В этом случае свобода обмена может быть ограничена только технической невозможностью его совершения.
Наконец, любой обмен должен быть общепризнан, а возникшее результате обмена новое положение дел — защищено и гарантировано. Здесь важна не гарантия прав собственности как таковых — этого недостаточно — но публичное признание законности и легитимности любого обмена.
Вот, в общем-то, и всё. Однако из этих двух положений проистекают воистину огромные следствия. Дело в том, что свобода обмена в нашем мире на каждом шагу ограничивается, урезается, или, по крайней мере, осуждается. Так, например, современный человек может купить себе право проживания в гостинице, но не может (по крайней мере официально) приобрести гражданство понравившегося ему государства, просто заплатив за это удовольствие известную сумму денег…
(см. Новый Мировой Порядок)
(продолжение следует…)