Плотин
Плотин (др.-греч. Πλωτῖνος; 204/205, Ликополь, Египет, Римская империя — 270, Минтурны, Кампания) — греческий философ-платоник, называемый обычно[1] основателем неоплатонизма.
Жизнь[править | править код]
Единственный достоверный источник сведений о Плотине — «Жизнь Плотина», написанная его учеником Порфирием. Биография Плотина непредставительна и фрагментарна. Родился, вероятно, в Египте в обеспеченной семье. Обратившись к философии на 28 году, учился в Александрии. Здесь он провёл 11 лет учеником Аммония, где его соучениками были Геренний и Ориген-платоник: все трое дали клятву не разглашать преподанного им учения, которой Плотин держался дольше всех; и хотя Порфирий сообщает, что Плотн «вёл занятия на основе уроков Аммония»[2] и «в своих изысканиях сохранял Аммониев образ мыслей», ни на основании текстов Плотина, ни по указаниям Порфирия, невозможно определенно сказать, чему именно Аммоний учил.
Оставив в 242 году Аммония, Плотин в 243 году присоединяется к войску юного императора Гордиана III и устремляется в образовательный вояж к персам и индусам. Поход не удался, и сам Гордиан был убит. Плотин едва спасается, с трудом добирается до Антиохии, а в 244 году водворяется в Риме в доме Гемины, образованной дамы аристократического происхождения, не чуждой философских интересов, где его опеке доверяют сирот знатного происхождения.
Через некоторое время Плотин обращается к преподаванию философии, но школы в собственном смысле слова у него не было: он вёл беседы преимущественно с дилетантами, в числе которых врачи, риторы, а также сенаторы (Орронтий Марцелл и Сабинилл Рогациан) и даже император Галлиен, хотя Амелий (слушавший его с 246 по 268) и Порфирий (в кружке Плотина с 263 по 268), несомненно, проявляли к занятиям Плотина профессиональный интерес, а Плотин, в свою очередь, считал возможным вовлечь их в письменную полемику с представителями неприемлемых для него учений (с гностиками и последователями Зороастра). После 10 лет устных бесед Плотин начал по просьбе учеников записывать свои рассуждения (с 254 года), которые после смерти Плотина были изданы Порфирием в виде шести «девяток», «Эннеад» (αἱ Ἐννεάδες).
Император Галлиен и его супруга Салонина почитали Плотина; Галлиен, как сообщает Порфирий,[3] сочувствовал проекту Плотина построить в Кампании «идеальное государство», монастырь философов, Платонополь. Для Плотина Платонополь не был политическим или религиозным проектом: просто философу хотелось продемонстрировать, что на земле может быть сообщество порядочных людей, устремленных к горнему, которые могли бы своим примером убедить других людей ценить свою бессмертную душу.[4] Кружок слушателей Плотина распался ещё до его одинокой смерти в Кампании, в имении своего старинного приятеля Зета.
Различия между Платоном и неоплатонизмом[править | править код]
Платон, признавая, что бытие вещей предстает как эйдосы и логосы, тем не менее настаивал на том, что последние располагаются не в душе. Уже Плотин придерживался, как это ни странно, противоположного мнения по данному вопросу: эйдосы пребывают в душе, по крайней мере в мировой; душа же привносит в сущее, пусть даже благодаря Единому, самое ценное в нем — благодать, прелесть, очарование — Душа, наконец, коль скоро она управляет бездушным, дарует ему и логосы и эйдосы, наполняет его содержанием и созидает божественную полноту (плерому) сущего. Стало быть, бытие вещей — в душе, она и приводит их с совершенству. Последние положения характерны для всего неоплатонизма.
Плотин подметил основную черту, объединяющую воззрения Платона и Аристотеля, а именно что бытие, как и сущее, можно мыслить; при этом речь идет о чистом мышлении, или умопостижении, а отнюдь не о рассуждении, связанном со словами, не о дискурсе, — это различение дискурса и мышления в неоплатонизме выдерживалось неукоснительно. Стало быть, Платоново «движение» у Плотина преобразуется в «мыслящее», или ум, а «покой» — в «мыслимое», или умопостигаемое. Таким образом, диалектическая структура бытия, или сущего, приобретает следующий вид: бытие (сущее) — ум — умопостигаемое — тождество — различие. Ум является, во-первых, сущим и, во-вторых, множественным, и потому он уже причастен бытию, хотя и отличен от него. Благодаря тождеству он способен принять участие в умопостигаемом, а благодаря различию он в состоянии идентифицировать самого себя. В едином движении мысли он способен помыслить и самого себя, и в этом отношении он является частью ноуменального (умопостигаемого).[5]