Текст:Павел Крупкин:Дух времени или временный заскок?
Дух времени или временный заскок?
- Автор:
- Павел Крупкин
- Предмет:
- Политическая философия, Запад
Ссылки на статью в «Традиции»:
О тексте:- Крупкин П. «Дух времени или временный заскок?» // Русская Истина : Инфо-сайт. — 18 января 2024.
Текст эссе[править | править код]
Несколько столетий очевидного западного доминирования в интеллектуальных модах ставит вопрос о нынешнем западном, которое агрессивно-экспансионистское, – оно что? Есть ли в нем потенциал того, что развернется как новый этап социального времени, как что-то дополнительное к уже привычному «Традиция – Модерн – Поздний/Другой/Жидкий Модерн – Пост-Карго-модерн»? Или это что-то вроде назойливо шумевшего совсем недавно «Красного проекта» – типа замах на всеобщность, много шума о своей передовитости – однако, как итог: «чижик сдох» / «недолго мучилась старушка»?
I[править | править код]
Поскольку сейчас на русском языке слова Традиция, Модерн / Современность и Пост-Модерн используются в разных смыслах, для начала следует отчеркнуть / определить, как понимаю классическую проблему социальных времен я[1]. Современность как жизненная проблема была сформулирована Гегелем на основе развития интеллектуальной мысли XVIII века. На мой взгляд, лучше всего оттенил дихотомию / переход «Традиция – Современность» своей метафорой Коззелек: горизонт ожиданий отрывается от пространства опыта – т.е. под напором инноваций жизненный опыт родителей становится бесполезным для детей во все более умножающихся областях их жизни и деятельности, и, как то прекрасно сформулировал предтеча Кант, людям приходится находить мужество жить своим умом.
На мой взгляд, определяющим качеством социальных времен в указанной традиции мысли является способ легитимации решений людей. Если уверенность людей, что принятое решение правильно, основывается на указаниях на какую-то авторитетную структуру «вовне», типа «всегда так делали», «в книгах же написано», «NN говорит, что это верно», то ситуация в сообществе соответствует традиционной[2]. Если же основным аргументом легитимации решения становится «вроде посмотрели все другие варианты, и этот – наилучший!», то сообщество – в Современности. И две уже консенсусных для данного направления интеллектуальной мысли границы «Традиция – Современность» и «Современность – Поздняя (Гидденс) / Другая (Бек) / Текучая (Бауман) Современность» становятся понимаемыми через значимое количество легитимируемых рациональностью решений, и доминирующее количество так легитимируемых решений, что и раскрывает метафору «опора на разум».
Вторая граница из указанных выше имеет интересную историю. Первым разглядел ее как «явление в тумане еще не осознанного» Лиотар. Осознав наличие границы Современности Гегеля-Вебера-и др., он положил разум преодоленным, и отразил эту свою амбицию введением термина Постмодерн. Основное в различении Лиотара и его последователей – несостоятельность для некоторых важных слоев человеческого знания концепции «абсолютной истины», которая была ими связана с разумом именно как его неотъемлемый компонент. Однако потихонечку люди разобрались с различенным, было признано, что монологический разум действительно можно положить завершенным, но, поскольку опора на разум никуда не ушла, то настало время коммуникативного разума (Хабермас), и, соответственно, другого этапа, однако, все той же Современности.
В такой разметке можно указать на еще одну «издевку судьбы» – разум как основной способ легитимации решений покинули практически все элитные сообщества РФ: ведь в наших пенатах решения легитимируются в основном через «а вот у них-то там на Западе – именно так!» Т.е. РФ сейчас существует именно что в пост-Современности – не-Современном социальном времени, которое я предложил отметить приставкой Карго- – Карго-Современности, Карго-Модерне. (Тут можно еще отметить, что в свете последних событий в РФ появилась свежая амбиция «вернуться в Современность», но, как говорят наши карго-шаманы - «трендсеттеры», «этот тренд еще не сеттед», шевеление на завершение эпохи карго пока лишь только заявлено, а вот начало реализации данного движения увы еще здорово вопрошаемо).
II[править | править код]
Полезной в части очеловечения введенных социальных времен является интуиция Лиотара о мета-нарративах, «великих / больших рассказах», которые структурируют эпистему сообществ – все множество их текстов – так, что тексты, не соответствующие мета-рассказам, вытесняются на периферию внимания, забываются сообществом, а в центре эпистемы остаются лишь те тексты, которые находятся в согласии с великими рассказами сообществ. Например, Традиция Европы определялась Новым Заветом и другими священными текстами христианства. Было время, когда по результатам оценки соответствия Учению другие тексты могли быть дозволены к распространению среди населения, или же, наоборот, быть преданы забвению, или даже активно уничтожаться.
Великие рассказы Модерна по Лиотару базируются на идее универсальной системы мира и идее освобождения людей. Идея универсальной системы, системности основана на том, что каждый новый текст должен быть соотнесен с принятой в обществе системой мироустройства (которая к тому же заявлена как единственно верная), поддерживать данную систему, развивать ее. Внесистемные тексты уходят на периферию, предаются забвению. Для эмансипационных рассказов идея освобождения дает тексту ценность в зависимости от его вклада в стремление людей к свободе[3]. Тексты, препятствующие свободе, должны быть выведены из дискурса, забыты.
Постмодерн по Лиотару связывается с ослаблением системного мета-нарратива, и ростом влияния продуктивного рассказа, рассказа об общественной эффективности. Т.е. все, что способствует росту производительности общества, начинает получать приоритет в текстах знаний. Однако Лиотар отмечает, что рассказы эффективности, пережив максимум своего влияния, тоже начинают уходить, уступая место другим рассказам – великим рассказам будущего. Пытаясь разглядеть современные для него тенденции, Лиотар отмечает среди последних паралогический рассказ (т.е. когда ценность текста ставится в зависимость от фиксации различия частей объекта, его фрагментарности).
Очерченная выше концепция Лиотара начинает смотреться гораздо лучше после небольшой коррекции. Рассмотрим эту правку на примере эволюции эпистемы Запада.
В традиционные для средних веков «великие рассказы», основанные на христианстве, с появлением абсолютистских политических тенденций начинают плавно вплетаться системные моменты. Т.е. системный мета-нарратив приобретает вес еще во времена Традиции.
Первые социальные системы были связаны со священным монархическим принципом и с движением реформации. В ответ на реформацию католический Рим тоже начал развивать свою эпистему в системном плане, приводя комплекс традиционных священных текстов в относительный порядок.
Наряду с этим, в Англии начинают развиваться эмансипационные рассказы, которые набирают мощь к концу XVIII века (США, Франция). Далее, XIX и начало XX столетия отмечены жесткой конкуренцией этих двух типов рассказов уже Современности с постепенным вытеснением системных рассказов эмансипационными. Сначала было долгое сражение во Франции (три революции XIX века), затем Германия и последующее смещение идейных битв на восток.
Следует отметить, что эмансипационные рассказы шли рука об руку с прогрессистскими рассказами или рассказами развития / прогресса, о которых Лиотар почему-то не упоминает. И еще важным рассказом, который оказался вне внимания Лиотара, является телантропный великий рассказ, покрывающий темы всестороннего развития личности[4] , человека. Паралогический же рассказ Лиотара оказался всего лишь его иллюзией.
В Европе дольше всего системные рассказы продержались в СССР, причем интересно, что это произошло в виде своеобразного синтеза системного рассказа с эмансипационным и телантропным. То есть мы имели систему социализма, марксистско-ленинское учение, и все это вместе с развитием личности, освобождением труда, освобождением от национального и колониального гнета, etc. Однако в конце концов системная и телантропная части были отброшены, и с 90-х годов XX века эмансипационный рассказ в связке с продуктивным рассказом стали основой общественного дискурса и в РФ тоже, причем в интересном варианте, без рассказа развития, и сильной примесью карго.
И лишь с началом нового, XXI века прогрессистский и телантропный рассказы стали потихоньку возвращаться в дискурс РФ.
На Западе же вторая половина XX века прошла при полным доминировании связки из эмансипационного, прогрессистского, телантропного, и набравшего вес продуктивного рассказов, что и определяло поначалу суть Поздней / Другой / Текучей Современности.
Однако в конце XX - начале XXI столетия, под давлением возникшего и набравшего мощь экологического мета-нарратива в данной связке пошли изменения. Прогрессистский рассказ трансформировался в рассказ об устойчивом развитии. Эмансипационный рассказ «расцепился» с прогрессистским и преобразовался в пост-эмансипационный (когда освобождение людей перестало быть связанным с борьбой с привилегиями властных меньшинств, а стало наоборот – оправданием борьбы за законодательно учреждаемые привилегии для «угнетаемых» меньшинств, т.е. расширение рамок полноправия в обществе было как-то плавно заменено на сужение рамок полноправия, порождения новых привилегированных групп / «сословий», с появлением атак на «белость» / whiteness, все то, что было создано белыми цисгендерными мужчинами для своего системного / структурного доминирования в жизни). Продуктивный великий рассказ тоже стал терять вес, ибо, исчерпав все резервы социальной неэффективности, которые еще остались от общества Современности, общество пришло к падению отдачи от следования данной парадигме. Телантропный рассказ потерял свою универсальность и практически растворился в пост-эмансипации.
Указанные в предыдущем параграфе изменения еще не завершились, потому наличествующая в настоящее время дихотомия Запада в области великих рассказов, это: (Экология + Пост-эмансипация + Анти-белость) vs (Телантропия + Эко-Эффективность + Устойчивое развитие). В РФ же под атакой карго-варианта Эко + Пост-эмансипации сложившаяся доминирующая связка Поздней Современности – Устойчивое развитие + Эффективность + Телантропия – в своем карго-варианте – пока стоит, правда порождая дискурсивные волны того, что их авторы называют различного вида консерватизмами.
III[править | править код]
Возвращаясь к исходному вопросу данного эссе, следует ли ожидать, что woke-связка (Экология + Пост-эмансипация + Анти-белость) – это индикатор какого-то нового этапа социального времени? Если да, то будет ли это этап Современности, или это будет этапом Пост-Современности / бегства от разума? Или это локальный временный «глюк» в Поздней Современности вроде уже полностью завершившихся западных тоталитаризмов XX века?
В пользу временности амбиции говорит то, что woke-связке требуется «новый человек» – не растет новая субкультура гладко как самая естественно-конкурентоспособная, требуется ей политическая поддержка для доминирования в обществе. Ну а политическое ускорение для порождения «новых людей» – это обычно делается через тоталитаризм. И это уже показатель слабости внедряемых таким образом идей, поскольку подчеркивает их неестественность и неконкурентоспособность в естественной социальной эволюции. Советский большевизм, который был ненасильственно схлопнут уже четвертым поколением «новых людей», не даст соврать.
Стремление к тоталитарности говорит также в пользу того, что woke-связка – она из класса «преодоления разума», ибо ежели для победы в общественных дискуссиях необходимы Cancel Culture и обобщенный «чекист», то это значит, что рацио его носители боятся. Ждем консолидации - проявления талмудов / авторитетов / божества, легитимирующих решения woke-активистов и насилие к носителям «белости».
Далее – структурные противоречия наличествующей woke-связки:
- Отрицание эффективности как проявления белости ставит под вопрос / фигуру умолчания распределение редких благ в обществе – а таких благ много, взять ту же власть.
- Отрицание квалификации как проявления белости ставит под вопрос удержание технологической и инфраструктурной базы социальной жизни.
- Угнетение био-канала воспроизводства людей своего сообщества не является фактором его усиления до сколь либо значимых долей в общем населении территории «захвата».
Уже этот короткий список противоречий говорит против устойчивости в сколь-либо долгом времени сообщества – носителей обсуждаемой связки великих рассказов. Получается, что woke-связка – это рассказы завершения пути сообщества, вроде тех, что приводили русских старообрядцев к самосожжению.
Однако сам вопрос возник из-за того, что woke-связка была включена в качестве компонента текущего говорения Либинтерна, который развернул бои за продолжение своего доминирования в этом мире. Но для боев за гегемонию нужны бойцы, а бойцы (не банды крикливого жулья и ворья) не могут быть вне иерархий, вне мастерства профессии, вне учета заслуг, вне меритократии. Т.е., если намерения Либинтерна на борьбу серьезны, то по меньшей мере woke-часть его нарративов будет существенно пересмотрена, по меньшей мере в своем статусе. Очень интересно будет посмотреть, как это произойдет, и в каком направлении?
Ссылки и комментарии[править | править код]
- ↑ Крупкин П.Л. Россия и Современность: Проблемы совмещения: Опыт рационального осмысления. — М.: Флинта: Наука, 2010. — 568 с. — ISBN 978-5-02-037220-7о книге
- ↑ Классическая Традиция в сравнении с тем не современным, что появляется в последнее время по итогам долгого пребывания в Современности (бегство от разума), имеет то ценимое многими свойство, что ее социальные рутины успешно прошли испытание временем и эволюцией. Именно это ее свойство легитимирует различного рода консерватизмы. Только тут очень важно, что это именно те социальные рутины, которые выжили в эволюции, а не вновь изобретаемые якобы консерваторами социальные рутины – имитации.
- ↑ Обзор разных подходов к освобождению можно найти в этом коротком эссе:
Крупкин П.Л. «Свобода и РФ» // Вопросы национализма. — М.: 2017. — № 1(29). — С. 20-24. Текст на Традиции - ↑ Телантропный (цель – человек) мета-нарратив, возникнув в диалогах Платона в виде обобщения и разъяснения категории «калокагатия», данный рассказ был надолго «задвинут» в общественном дискурсе, пока его вновь не достали из «дальнего угла» эпистемы гуманисты Ренессанса. Выродившись после этого в требование соответствия «естественной природе» человека как критерия разумности общественного устройства, данный рассказ был вновь поднят на щит социалистами. Начиная с Фурье, в теориях социализма понятия «всестороннее развитие человека», а также «возможность самореализации для каждого» и «дающий удовлетворение творческий труд» всегда числились среди основных целей общества. // Обеспечив взрывную экспансию влиятельности социалистических идей в форме различных вариантов марксистских теорий, телантропный рассказ «атаковал» сторонников эмансипации людей. Успешность данной атаки выразилась в возникновении социального либерализма – гуманистического направления либеральной мысли, который, начиная с «Нового курса» Ф.Д. Рузвельта, становится одной из двух доминирующих идеологий Запада (наряду с laisser-faire – идеологией минимизации вмешательства государства в экономические и социальные процессы). Другими словами, влиятельность телантропного «великого рассказа» становится всеобщей.