Текст:Сергей Переслегин:Кто хозяином здесь? Напоил бы вином...

Кто хозяином здесь? Напоил бы вином...

Нетрадиционное исследование итогов Третьей Мировой Войны

Автор:

Сергей Переслегин

Нужно быть очень большим параноиком, чтобы искать ёжика на вершине елки.

П. Шумилов.

Предмет:

Гипотеза о люденском управлении Америкой

Ссылки на статью в «Традиции»:

• Сайт Имперского Генерального штаба

Политическая катастрофа конца 80 — начала 90-х годов, распад Варшавского Договора, разрушение Империи, переход европейской цивилизации в монокультурную американскую фазу, принято считать естественным следствием экономических несообразностей и политических девиаций социализма. Проиграли, потому что не могли не проиграть. Потому что коммунистическое варварство обязано было уступить буржуазной демократической свободе. Историческая необходимость. В смысле — психоисторическая. «Нападете вы или нет, используете целый флот или одну эскадру, объявите войну или атакуете без предупреждения — в любом случае вы потерпите поражение».

И все-таки?

Я прекрасно сознаю всю слабость бывшей Империи, помню про летаргию её политических предводителей и интеллектуальную недостаточность предводителей военных. Однако, «Позволю себе отнести последнее высказывание на счет привычки. Мы уже условились считать, что правительство — это мы».

В конечном счете исход конфликтов такого уровня, как межцивилизационные или межкультурные лишь в самую последнюю очередь определяется экономикой и в предпоследнюю — стратегическими и политическими талантами власть имущих. Они всегда — полные идиоты. Эволюционно закрепленная психоисторическая необходимость, по-видимому. Войны выигрываются и проигрываются «внизу» в столкновениях (не обязательно вооруженных) конкретных людей, вооруженных менталитетом своей культуры и исповедующих её ценности.

Оперативная информация: Брюс Стерлинг и Чарльз Браун

26 сентября 1997 г. «Странник», всероссийский конгресс фантастики. Пресс-конференция трех приглашенных американцев — Роберта Шекли, Брюса Стерлинга и Чарльза Брауна.

Шекли, этакий «гуру» из шестидесятых годов, ироничен, парадоксален и миролюбив, как его рассказы. Есть что-то общее между ним и Борисом Натановичем Стругацким. Аристократизм, наверное. Тот истинный, который не бросается в глаза. «…с высоты моего происхождения не видно никакой разницы даже между королем и вами». Они — с их подчеркнутым уважением ко всем людям данной планеты вне зависимости от того, с какой стороны периметра те живут — были вне игры.

Стерлинг, истинно современный американец «компьютерного поколения» приехал интеллектуально развлекаться. Сейчас ему представилась великолепная возможность сыграть спарринг: один на одиннадцать.

С интересом и страхом я смотрел, как в мирной респектабельной пресс-конференции употребляются приемы «оборонной магии», которые у нас в стране приберегаются для самых ответственных словесных поединков. В жизни не видел такого виртуозного владения приемами психологической агрессии. И это — с переводчиком, когда 20 — 25 % ментальной энергии теряются по определению — на процедуре трансляции.

Не будь я диалектиком, нацепил бы защитное заклинание и переключил бы «локатор» на сканирование. Впрочем, постепенно, страх сменился у меня глубоким ужасом.

Двумя годами раньше мне случилось побывать в Италии, и я долго не мог забыть ощущение полнейшей психологической безопасности, которое было у меня в этой стране. Мы с рождения привыкли к формализму «боя всех против всех». Жизнь учила не расслабляться, «ловить» внутренним взглядом угрозу впереди и за спиной, быть готовым ответить, если вдруг «сельва спросит».

Там в Италии меня поражало отсутствие у людей включенных внутренних локаторов. Они не ждали угрозы. Они не были мобилизованы. Потому нам среди них было легко, а их наше присутствие стесняло и подсознательно пугало. Ночью на окраине Рима мы наткнулись на компашку подвыпившей молодежи, высыпавшей из ночного бара. Ситуация понятная и знакомая: радар на сопровождение, определение самого слабого и самого опасного, выработка тактики боя, адреналин на предбоевой режим, сближаемся — обычной туристской разболтанной походкой, глазеем по окрестностям и ждем. Они испугались! Девчонки, подумав, юркнули обратно в бар, парни — на другую сторону улицы. «Заводится» им явно расхотелось: в конце-концов до них дошло, что их превосходство всего лишь три к одному, чего явно недостаточно…

Так вот, в зале гостиницы «Славянская» — на конференции фантастов я оказался в шкуре этих молодых людей. С ужасом я понял, что во-первых, мобилизованности и энергетике Стерлинга мне противопоставить нечего. «Как школьнику драться с отборной шпаной?». Во-вторых, помощи от других ждать не приходится: большая часть народа даже не поняла, что их уже «сделали», что их психологическая оборона пробита и минимум, которым они отделаются — это острая головная боль и депрессия, а с оставшимися Стрелинг разберется шутя. И в третьих, что сам он — лишь авангардная группа, вызывающая огонь на себя. А во втором эшелоне действуют главные силы в виде редактора «Локуса» господина Чарльза Брауна.

Загадочный человек этот Браун. Такой же загадочный, как его журнал, который объективно нерентабелен, однако выходит уже двадцатый (или больше?) год. Интересно, почему это американцы, которые никогда не платят лишнего, его кредитуют? И почему сам этот мягко говоря незаурядный человек, отнюдь, не находящийся в психологическом статусе «ребенка», занимается неприбыльным и малопрестижным делом? Очень интересно.

Браун говорил мало. Он вступал в разговор только тогда, когда Стерлинга заносило (а его время от времени заносило) и «одним универсальным движением брови» ликвидировал возникающую проблему. Видимо, Браун считал, что следует стремится к 100 % попаданий.

По окончании конгресса, один из нас сказал:

«Ну хорошо, может эти двое „там“ самые „крутые“. Но ведь из списка американской писательской элиты их выбирали в общем случайно. Или это в США средний уровень?»

«Грустно, господа…»

Постановка задачи

Эта встреча вынудила меня начать определенный «пересмотр баланса» сил на Земном шаре. До сих пор в кругах военных историков принято с иронией относиться к американским вооруженным силам. Собственно, все войны последнего столетия подтверждают тот факт, что воевать янки не умеют.

• Первая мировая война: по численности американская дивизия превосходила английскую вдвое, а немецкую — втрое. По боеспособности они в лучшем случае были одинаковы.
• Межвоенный период: анекдотический случай — семь американских эсминцев днем вблизи собственной базы строем садятся на камни в проливе Санта-Барбара — абсолютный рекорд всех времен и народов.
• Вторая мировая война: Япония, по своим экономическим возможностям стоящая где-то между Голландией и Бельгией, поставила вооруженные силы США на грань катастрофы. В Арденнах армии США потерпели поражение от уже разбитых гитлеровских войск, о действиях в Африке и Италии я лучше умолчу.
• Корея: более чем посредственные результаты при абсолютном преимуществе в воздухе, да и эти результаты достигнуты по преимуществу австралийцами и новозеландцами.
• Вьетнам: несмотря на все приложенные усилия, поставленная цель не достигнута, американские части показали совершенно недостаточный уровень боевой подготовки. Американский матрос сжег (правда, не до конца) авианосец «Форрестол» и с десяток боевых самолетов, пытаясь потушить горящую магниевую ракету в ведре с водой…

Анекдоты можно множить и множить, но, сколь ни неприятно для нашего самолюбия, должно вспомнить, что эти люди выиграли во всех военных конфликтов столетия. В том числе — у нас с вами.

Итак, ставим задачу: «они» не умеют воевать, но почему же их неумение «стоило» дороже мастерства кайзеровских генералов, таланта Роммеля и Ямомото, холодной решимости космической «Империи Зла»?

Сразу же придется отклонить ответ, объясняющий американские военные успехи их экономическим могуществом. Это — лишь подмена одной задачи другой, ей эквивалентной. «Опиум усыпляет, потому что в нём заключена снотворная сила».

О несуществующем, или об американской экономике

Государственный бюджет ничем принципиально не отличается от семейного. Доходная часть его определяется тем, как вы работаете (для страны — это уровень производительности труда). Расходная состоит из необходимых затрат, желательных затрат и «затрат на развлечения». Остаток, если он есть, идет в фонд накопления. Тратить больше, чем зарабатываешь, можно лишь взяв кредит, что чревато. (Для государства, правда, есть возможность «нарисовать» внутренний кредит, который можно и не отдавать — напечатать дополнительные деньги и взвинтить инфляцию. Последствия — за свой счет.) Ну, ещё можно поторговать. Однако, невосполнимые ресурсы рано или поздно кончаются, а торговый баланс при обмене продуктами труда в конечном счете опять-таки определяется производительностью этого труда. Короче, экономического «вечного двигателя» в природе не существует.

Принято считать, что государственная валюта обеспечивается «всем достоянием» нации, однако, кто и когда видел и считал это достояние? Наверное, только в фильмах о Джеймсе Бонде всерьез утверждается, что в подвалах Форт Нокса действительно лежат золотые слитки…

Современные финансы — динамическая категория, устойчивая лишь при детальном равновесии производства и потребления. Как интуитивные построения, так и конкретный анализ наводит на мысль, что данное равновесие в экономике США давно и необратимо нарушено.

Заметим прежде всего, что производительность труда в США заведомо уступает японской и, скажем так, не превосходит западноевропейскую. Так что, уровень государственных доходов в США и, скажем, Великобритании, должен быть сравним (хотя бы по порядку величины). Разберемся в расходах.

Флот США отвечает так называемому «мультидержавному стандарту»: он превосходит флота всех остальных государств земного шара, вместе взятые. Только одних ядерных авианосцев в этом флоте девять штук. С полными авиагруппами, с системой базирования по всему миру, с высокооплачиваемыми наемными экипажами. Причем, что характерно, последняя серия из пяти экземпляров строилась уже после распада Союза, когда стало ясно, что реального боевого применения этим авианосцам не найдется. Строили «с жиру». По уровню затрат (с учетом технического и экономического прогресса) такой спурт — что-то вроде «дредноутной гонки» начала столетия. «Дредноутная гонка», однако, была обусловлена по крайней мере наличием реального противника. И она привела, сейчас это более или менее очевидно, к разорению и упадку Великобритании.

Кроме надводного флота американцы полностью переоснащают подводный. Одновременно авиация переходит на новые типы боевых самолетов, созданных по стеллс-технологии. Резко меняется техническое обеспечение сухопутных сил. Все это требует денег и — с учетом очень высокого уровня жизни в США и обусловленной этим значительной доли заработной платы в общем объёме расходов — денег немалых.

Но военными расходами дело не ограничивается.

США немало тратят на космос — «шаттлы», беспилотные аппараты для разведки Большой Системы, станция «альфа». Клинтон что-то говорил своему народу относительно планеты Марс…

В США очень дорогое (и, если верить исследователям ЮНЕСКО поразительно неэффективное) школьное образование. Кто-нибудь подсчитает доллары, валящиеся в эту финансовую «черную дыру»?

И наконец — факт «на закуску». Дешевый бензин в Америке. Раза в два дешевле, чем в Западной Европе. Это притом, что привозная нефть стоит столько же, переработка в США — дороже (все тот же высокий уровень жизни), а сверх того США часть нефти добывает у себя дома, и эта нефть стоит заметно больше привозной. Иными словами, сырая нефть в США дороже, переработка тоже, а вот очищенный бензин оказывается дешевле.

Заметим, что дешевый бензин Штатам необходим, поскольку вся их транспортная система основана на автомобильном транспорте. Но ведь даже страны-экспортеры нефти разорялись, когда пытались поддерживать у себя цены на бензин много ниже мировых. Пример СССР здесь достаточно показателен.

Но, может быть, американцы экономят деньги на сверхэффективности своей экономики? Любая страна тратит часть своего труда совершенно непроизводительно, поэтому КПД экономики всегда меньше единицы. (Например, реальный продукт изготавливает рабочий, вытачивающий детали. Но предприятие не может обойтись без более или менее раздутого штата администрации, которая деталей не делает, но необходима для регулирования процесса производства. В данном примере КПД завода определяется долей затрат на содержание администрации в общей стоимости продукта. Для страны неизбежные, но непроизводительные — то есть, не удовлетворяющие никаких, даже самых извращенных человеческих потребностей затраты — связаны с содержанием государственных органов и налоговой службы.)

Так вот США имеет высокие прямые налоги, и её фискальная система весьма развита. Что же до администрации, то с учетом дублирования всех управляющих органов на уровнях Штатов и Федерации она просто безобразно раздута.

Сверх того, в США очень и очень высокие и совершенно непроизводительные расходы на медицинское обслуживание и на поддержание безбедного существования «паразитических» сословий юристов и психоаналитиков.

(Понятно, что я не призываю вернуться в каменный век и вообще отказаться от психологического и медицинского обслуживания или от правового обеспечения общественной жизни. Речь идет о выходе за рамки здравого смысла, когда, обратившись к врачу по поводу элементарной ангины, получаешь назначение на томографию позвоночника или операцию аппендицита.)

В этом разделе навязчиво повторяются слова «большие», «огромные», «значительные», «недостаточные» и им подобные эпитеты, хотя говорят, что финансы любят конкретный счет, а не общие рассуждения.

С этим не приходится спорить, но у меня никаких оснований доверять официально публикуемым бюджетным цифрам больше, нежели представленному в российскую налоговую инспекцию балансу очередного мертворожденного общества с ограниченной ответственностью. Определить сколько-нибудь точно совокупный общественный доход весьма трудно. На этом основано само существование современной мировой финансовой системы, которая вся держится на необеспеченных ничем, кроме доброго имени того или иного государства, кредитах. Именно поэтому я предпочитаю интуитивные эпитеты цифрам. Цифрами можно манипулировать всегда. «Ай, цвай, драй» — и в насквозь милитаристском Имперском Советском Союзе самые низкие в мире оборонные расходы. «Эники, беники» — и американский ударный авианосец оказывается дешевле японского сторожевика…

В общем, мы не можем подтвердить цифрами интуитивный вывод, согласно которому Штаты не могут сводить концы с концами в экономике. Зато мы может подтвердить это фактами. Фактами реального существования девяти ядерных авианосцев, дешевого бензина и сотен тысяч никому не нужных юристов.

О невозможном, или о личной жизни белого 100 % американца

"Результаты социологического опроса, проведенного институтом Гэллапа. На вопрос "хотите ли вы интимной связи с Биллом Клинтоном, 65 % американок в возрасте от 7 до 70 лет ответили: «Как, опять?». (Анекдот, однако.)

Разговоры о харрисменте и феминизме всем надоели, потому буду предельно краток. За последние годы в Америке сложилась и оказалась закрепленной законодательно система личных отношений, основанная на отрицании традиционного разделения половых ролей. Но это разделение потому и традиционно, что порождено биологической эволюцией человека. В результате возникло и стало играть едва ли не определяющую роль в личной и общественной жизни нарастающее противоречие между биологическими и социокультурными императивами. Это вызвало стремительный рост неврозов сексуального происхождения.

В США появление ребёнка в семьях, где оба партнера — белые образованные обеспеченные американцы — стало настоящим событием. Уже не сексуальные девиации и наркотики (как в шестидесятые годы), а психологическая импотенция и бесплодие определяют здоровье нации. Понять это нетрудно. Сексуальные отношения (особенно в подростковом и юношеском возрасте) опираются на многие традиционные «знаки»: «Но она же назвала номер каюты, — объяснил Лумис. — Это вкупе со всеми остальными событиями сегодняшнего вечера может быть истолковано только как приглашение, если не приказание…» Сейчас в США эта знаковая система разрушена. А поскольку согласно современному американскому толкованию законов практическое любое поведение мужчины может быть истолковано женщиной как сексуальное домогательство и повлечь уголовное наказание, поскольку сроки давности по подобным искам не определены, секс становится похожим на хождение по минному полю — со всеми вытекающими последствиями.

Собственно, хотя харрисмент — несомненно новое явление — с социально значимыми социальными девиациями человечество сталкивалось и раньше (например, в эпоху упадка классической Греции). Всякий раз это было симптомом тяжелого политического кризиса.

С точки зрения теории систем современная ситуация в США должна обозначать взрывное увеличение социальной энтропии (доли труда, направленного на достижение заведомо недостижимых либо взаимно несовместных целей) и соответствующее падение производства. Должно. Однако же не обозначает.

О маловероятном или о программе «Аполлон»

Мои первоначальные представления о причинах успеха американцев в Третьей Мировой Войне были связаны с произведениями А. Азимова, конкретно с «Нечаянной победой» (посвященной советскому народу!) и ранними вещами цикла «Основание». Вообще, именно он всегда представлялся мне автором плана войны. (Уровень интеллекта американских военных, возглавляющих штабы в 40-х — 60-х годах, никоим образом не позволяет приписать им разработку сколько-нибудь нетривиального оперативного замысла.)

Азимов был вполне последовательным марксистом, потому и придумал «психоисторию» — марксизм XX столетия. (Каким-то тонким нервом наши цензоры почувствовали враждебность «Основания» советской империи, и книгу у нас запретили. Потому и упустили возможность своевременно разобраться в схеме операции и организовать контригру. Впрочем, Азимов запрещение своей книги в СССР предвидел — психоисторическая задачка для второклассника.)

Операция, как она представлялась Азимову, была проста. Сугубо непрямые действия — прежде всего в психологической области, направленные на разрушение общего ментального поля, основного, если не единственного фактора, скрепляющего советскую Империю. (Собственно, в раннем «Основании» именно эту задачу — разрушение общего ментального поля противника — и решают постоянно Сальвар Хардин и Хобер Мэллоу.)

Однако, психоисторическая стратегия имеет два принципиальных и неустранимых ограничения: во-первых, социум, над которым производится психоисторический эксперимент, не должен знать психоисторию (это было надежно обеспечено самой советской системой) и во-вторых, за время осуществления операции не должно появиться социально значимых технологических инноваций. Здесь и произошел сбой. 12 апреля 1961 г. человечество обрело новую — космическую — степень свободы.

Теперь речь уже не шла об идеальном конечном результате. США на время вынуждены были перейти к стратегической и психологической обороне. Ментальная «отдача» сотрясала страну (убийство Кеннеди и Кинга, события 1968 г., Вьетнам). Волей-неволей пришлось перейти к прямым действиям. Ответом на полет Гагарина могла стать только высадка на Луне.

И американцы добились её. Летом 1969 г. экипаж «Апполона-11» под командованием Нела Армстромга выиграл Третью Мировую Войну, лишив СССР преимущества в космосе и вернув события на рельсы азимовской стратегии, столь блистательно увенчавшейся успехом в восьмидесятые годы.

И вновь критический анализ заставляет нас задать несколько неочевидных вопросов.

Ощущение, что с программой «Аполлон» не все благополучно, вызвало к жизни фильм «Козерог-1», где изображена имитация грандиозной марсианской экспедиции и десятки идиотских заметок, «доказывающих», что на Луну никто не летал. Летали, конечно. Межкультурный конфликт не выигрывается примитивным обманом. Но вот как летали?

Лунная программа на элементной базе шестидесятых годов была технологической авантюрой. К тому же американцы работали в невероятной спешке: от момента принятия решения до экспедиции Армстронга прошло всего восемь лет. Конечно, были приняты неоптимальные решения: кислородная атмосфера, морской финиш, многократные перестыковки. В результате возникла система, надежность которой официальные лица определили всего в 98 — 99 процентов. «Неофициально» дело обстояло, видимо, намного хуже.

Сатурн-5, предельная ракета на жидком топливе. Браун, конечно, был гением, но и он не стал бы гарантировать абсолютную надежность этого носителя. Перестыковка. Коррекции траектории. Отстыковка лунного модуля. Посадка на Луну. Взлет. Стыковка. Коррекции траектории. Посадка. Все по отдельности вполне надежно. Но вместе — это уже система с минимальной, если не отрицательной оперативной устойчивостью.

Между тем риск, я разумею — политический риск, был очень велик. Общественное мнение при демократии носит истерический характер. Тяжелая авария «Аполлона 11» привела бы, скорее всего, к полному свертыванию программы и тяжелому поражению в космосе. Во всяком случае, следующий полет состоялся бы не раньше, чем через несколько лет. (Вспомним, насколько была отброшена советская космонавтика случайной гибелью экипажа «Союза-11», хотя причины катастрофы были установлены мгновенно, и никаких технических доработок эта трагедия не потребовала.)

К началу 1969 г. было ясно, что времени на раздумья, на доводку системы, на беспилотные эксперименты нет. В СССР уже была испытана система «Зонд» — двухместный космический корабль для облета Луны — и, невзирая на все неудачи, заканчивалась работа над лунным носителем Н-1.

Американцы рискнули и выиграли.

Американцы? Рискнули?

Что-то здесь подлежащее не согласуется со сказуемым.

Промежуточные итоги

Приходится диагностировать, что в наших построениях концы не сходятся с концами. Можно долго доказывать невозможность полета «Аполлона-11», но Нейл Армстронг все-таки ступил на Луну и сказал свою знаменитую фразу о маленьком шаге для человека и огромном для человечества. Можно не верить в американскую экономику, но она существует, и товары, ей произведенные, мы покупаем едва не ежедневно. Можно постулировать неизбежность взрывного распада социума от одного только харрисмента, но ведь это мы распались, а вовсе даже не Америка.

Но ведь и от поставленных здесь вопросов нельзя просто отмахнуться.

Притча о системе автоматического наведения

1935 г. Вы узнаете, что гитлеровская Германия разрабатывает ракеты «воздух-воздух» с автоматическим наведением на цель. Вы — грамотный инженер и представляете, как будет выглядеть этот электронный блок на шестернях, реле и вакуумных лампах, запитанных от кислотного аккумулятора. Вы отдаете себе отчет, что система эта громоздка, дорога и ненадежна, что от маневров носителя и толчка при включении двигателя будут вылетать из гнезд лампы, отрываться контакты, заклинивать шестерни. И со спокойной совестью вы докладываете начальству, что практического значения эта разработка не имеет.

Начинается война и оказывается, что все ракеты поражают цель. Наконец, удается захватить неповрежденный экземпляр. Вы вскрываете блок управления и видите примерно то, что ожидали: битое стекло ламп, сломанные шестерни и путаницу оборванных проводов. Однако, головка ракеты следит за вашими движениями и отслеживает их отклоняя рули. Вы пытаетесь разобраться и, наконец, находите среди хлама маленькую чёрную коробочку сантиметр на сантиметр с двумя десятками выводов и около неё продолговатый цилиндрик с надписью «Энергайзер 1,5 вольта».

Оперативная информация: хронология «Оснований»

Первый цикл работы над хрониками приходится на 1942—1945 гг. Тогда это были довольно разрозненные микроповести, не представляющие единого Текста.

В период 1949—1953 гг. создается собственно «Foundation»: концепция психоистории, её рабочие ограничения, схема «двухтактного двигателя» галактической истории с Первым Основанием на Терминусе и Вторым на Транторе. В этот период меняется концепция Второго Основания. Первоначально оно мыслилось, несомненно, как психоисторический «штаб операции», но никоим образом не как самостоятельная политическая сила. Однако, уже в третьем романе цикла Второе Основание представлено не столько историками, сколько менталами, способными управлять другими людьми.

Затем следует долгое молчание, и с 1983 г., когда все уже было взвешено и решено, появляется совсем другое «Основание», странное и горькое. «Основание», в котором вся история, весь гениальный план Селдона представлены лишь открытыми проявлениями скрытой деятельности Р. Даниэла, который из рассудительного, но, в общем, звезд с неба не хватающего робота (Илайдж Бейли, в котором заметны черты самого Азимова, «сделал» его и в «Стальных пещерах», и в «Зеркальном Отражении», и в «Обнаженном Солнце») превращается в некую демоническую фигуру ментала, управляющего Галактикой. Понятно, что в повести «Основание и Земля» Р.Даниэл, проживший к этому времени не одну тысячу лет, выглядит по иному, нежели в «Стальных пещерах». Но и в поздних (1983—1985 гг.) повестях «авроровского цикла» он не слишком напоминает Даниэла времен Космополиса.

Вообще, противоречия между «ранним» и «поздним» «Основанием» настолько велики, что речь идет уже, в сущности, не об одном, а о двух сериалах с совершенно различными историческими концепциями.

Эгрегоры. Модификаторы поведения

Итак, изучение произведений Азимова наводит на мысль, что между серединой пятидесятых и началом восьмидесятых годов в США «что-то» случилось. И это «что-то», насколько можно судить, отравило Азимову всю радость от триумфального завершения его плана.

Прямой социологический анализ лишь подтвердил эту гипотезу (так в пятидесятые годы американская экономика была сбалансирована вполне традиционно, обыденными были и эксцессы общественной жизни — маккартизм под тем или иным названием «проходила» всякая великая империя), но не позволил определить семантику случившегося. Я обратился к историческому анализу и формализму причин и следствий.

Необходимо было сформулировать, чем американская культура принципиально отличается (и всегда отличалась) от породившей её западноевропейской. Эта проблема надолго погрузила меня в мир архетипов, големов, эгрегоров и прочих объектов, принадлежащих частью информационному, частью «тонкому», но не объектному миру.

Големы Лазарчука-Лелика сейчас известны настолько хорошо, что вряд ли есть смысл останавливаться на них, тем более, что никаких особенностей, выделяющих американский Голем из однотипных, найти не удалось. Совершенно заурядный информационный объект 1 уровня, издавна жирный и ленивый.

Исследование эгрегориальной структуры привело к парадоксальному результату. Не то, чтобы у американцев совсем не было «крыши», но «крыша» эта сводилась к примитивному набору представлений о так называемом «американском образе жизни». С христианским эгрегором в любой его работающей модификации — от католицизма до классического коммунизма Ефремова-Стругацких — это убожество конкурировать не могло. Ни на информационном, ни на энергетическом уровне. Вообще в пространстве информационных объектов Штаты если и выделялись из общеевропейского уровня, то в худшую сторону: конструкции, которые удалось идентифицировать, отличались меньшей структурностью и более простым поведением. Я отметил этот факт, первоначально не придав ему большого значения.

К этому времени у меня появились неясные сведения, намекающие на существование информационных объектов принципиально нового класса, объектов, обобщающих классическое представление об эгрегоре, как о присоединенном семиотическом пространстве культуры.

Толчком послужило ехидное письмо Александра Больных, человека, хорошо известного как в кругу любителей фантастики, так и среди фанатов военной истории. Больных с прямотой римлянина задавал вопросы, нелицеприятные для всех конструкторов версий Цусимского сражения. Прочитавши письмо, мне захотелось освежить в своей памяти некоторые материалы.

Я занялся судебными делами по факту сдачи миноносца «Бедовый» и эскадры Небогатова. Надо сказать, что по духу и букве петровского Морского Устава сдача в плен кораблей, не потерявших возможности сопротивляться, не может быть оправдана ни при каких условиях. Соответственно, с юридической точки зрения у подсудимых было только две возможности: умолять о снисхождении, уповая на монаршую милость, либо перейти к нападению и клеймить «прогнивший царский режим, пославший их на верную смерть». В этом случае можно было рассчитывать на поддержку общественного мнения. (Конечно, обе линии поведения были несовместимы с личной честью, но в сущности само участие в процедуре сдачи уже покрыло подсудимых несмываемым бесчестьем.)

Прочтя все показания по нескольку раз, я оказался в полной растерянности. Создавалось впечатление, что русские морские офицеры, люди, которых я не мог не уважать за ум и образованность, ведут себя как скопище лгунов, тупых и бестолковых, не способных даже мало-мальски согласовать между собой версии случившегося. А уж объяснения, которые они давали своим поступкам… Прокурор, уцепившись за подброшенное ему словечко «машинально», имел все основания возразить Клапье-де-Колонгу: «Думаю, что машинально ни один офицер русского флота приказать изготовить и поднять белый флаг не может. До позора, чтобы такие приказания стали для офицера обычными, мы ещё, слава богу, не дожили».

Только в этот момент я осознал, что произошедшее утром 15 мая в Японском море событие в сущности очень необычно. Прежде всего я пересмотрел список сдавшихся и сражавшихся кораблей.

Вот три броненосца береговой обороны, невесть как оказавшиеся за тридевять земель от своего естественного театра военных действий. Однотипные корабли, одинаковые биографии, похожие командиры (надо сказать, что крупные боевые корабли создают собственные эгрегоры, при этом у однотипных судов и эгрегоры, как правило, похожи). «Адмирал Ушаков» сражается до последнего снаряда, «Сенявин» и «Апраксин» сдаются в плен. «Ушаков» шел один, «Сенявин» — в составе эскадры, сохраняющей преемственность командования. Из девяти миноносцев сдался только один — тот, на котором был адмирал и чины его штаба. Сдался в обстановке, весьма далекой, от «окружения превосходящими силами противника». Короче, чем дальше тем больше создавалось впечатление театральности, сюжетности происходящего. В самом деле, если бы некто писал фантастический роман о некоей Русско-японской войне (случившейся, очевидно, в параллельной Реальности), об адмиралах Рождественском и Того, о Цусиме, какая ударная концовка ему понадобилась бы? Да именно эта самая: церемония спуска флага на «Николае» и разговор двух адмиралов в госпитале Сасебо.

Что характерно: цусимскую капитуляцию рассматривают по разному: как позор, как преступление, как единственную возможность спасти людей — но все без исключения считают её естественным и логичным концом войны.

Я вновь обратился к материалам следствия, предположив на этот раз, что все или почти все подсудимые говорили правду. Могли ли их показания быть совместны, и если да, то при каких условиях? Анализ позволил выделить следующие принципиальные моменты:

1. Показания свидетелей (матросов, судовых священников, врачей, корабельного инженера) единодушны в том, что до самого момента капитуляции такая возможность не приходила никому в голову. (Дело здесь не в героизме моряков и в верности присяге. Просто люди были слишком измотаны, чтобы мыслить категориями, выходящими за рамки обыденного опыта, а, как правильно заметил прокурор, сдача в плен пока ещё не стала для русских моряков привычным и естественным явлением). После этого момента, напротив, никому не приходило в голову, что могли быть и другие варианты. То есть, можно говорить о психологическом переключении.
2. В показаниях непосредственных виновников сдачи обращает на себя внимание навязчивое повторение семиотических конструкций «машинально», «как в тумане», «я не осознавал, что делаю», «я находился как будто во сне», указывающее на бессознательный характер поступков.
3. Отмечается амбивалентность поведения многих участников сдачи, отдававших с минимальным промежутком времени самые противоречивые приказания. («Открыть огонь!», «Ни в коем случае не стрелять», «Поднять белый флаг», «Приготовиться к бою», «Выбрасывать за борт затворы», «Не сметь портить орудия»…)
4. Некоторые моменты сдачи практически полностью вытеснены из памяти обвиняемых и свидетелей. Так, только на броненосце «Орел» (который находился в бедственном положении и согласно Морскому Уставу имел право сдаться в плен) помнили процедуру подъема японского флага.
5. Наиболее необъяснима ситуация на «Изумруде», который уже отрепетовав сигнал о сдаче неожиданно для всех дал полный ход и ушел из кольца японских кораблей. Вместо душевного подъема, который по идее должен был вызвать такой поступок, офицеры и команда корабля пришли в состоянии острой депрессии, которая на следующий день вылилась в форменный психоз (в результате чего крейсер был сначала посажен на мель в русских водах, а потом взорван «во избежание захвата японцами», коих в радиусе по меньшей мере сотни миль не было и не могло быть).

Напротив, психическое состояние команд сдавшихся судов оставалось почти нормальным. Во всяком случае, среди офицеров не было самоубийств или серьезных реактивных расстройств.

Такая парадоксальная психическая реакция требует объяснений.

Все эти факты хорошо объясняются гипотезой о динамических эгрегорах, которые я назвал модификаторами поведения. В самом деле, нам известно, сколь мощное воздействие на психику могут оказать обычные статические объекты. На стадионе, в Храме Господнем, на первомайской демонстрации естественно вести себя в соответствии с «пожеланиями» местного эгрегора. В этом случае ты будешь вознагражден состоянием, близким к эйфории. Если же ты решил противопоставить себя воле этого эгрегора, то последствия в виде головной боли, дурного настроения, депрессии не заставят себя ждать. Можно сказать, что в подобных «полях» модифицируется восприятие человека. (« — Но ты же знал, что дракона убил не бургомистр? — Дома знал, а на параде…»)

Предположим теперь, что некоторые эгрегоры существуют не в пространстве, а во времени, представляя собой сюжеты. В отличие от обычных информационных объектов, для жизнедеятельности которых требуется лишь сам факт наличия людей-носителей и информационного поля, их связывающего, для объектов динамических непременным условием существования служат определенные поступки людей. И такие объекты оказывают на людей психологическое воздействие, модифицируя их поведение и заставляя подчиняться логике сюжета, даже если внушенные действия абсолютно не соответствует их натуре. В рамках этой модели очевиден список сдавшихся кораблей: воздействие оказывалось лишь там, где капитуляция была важна сюжетно. Объяснима амбивалентность поведения — императивы личности боролись с императивами модификатора. Понятна ситуация с «Изумрудом» — наказание за ослушание.

Бессознательный характер поведения и эффект вытеснения указывает на то, что механизмы воздействия модификатора на личность находятся глубже уровня сознания.

Модель модификаторов объяснила довольно многие загадки человеческой истории и вызвала интересную дискуссию (в которой, в частности, было дано определение нирваны, как состояния, позволяющего человеку выйти из кругооборота сюжетов и, следовательно, не подвергаться воздействию со стороны каких-либо динамических модификаторов), но она, отнюдь, не прояснила ситуацию с современной Америкой. Во всяком случае, гипотеза, укладывающая отмеченные нами особенности США в некий сюжет, не подтвердилась. Более того, оказалось, что как раз американская история по сравнению с европейской или японской подчеркнуто бессюжетна или слабо сюжетна.

Архетипы. Существенные отличия США

Итак, я вторично наткнулся на свидетельство относительной бедности высокоорганизованных информационных структур США. Не только статические, но и динамические эгрегориальные поля проявлялись в этой стране сравнительно слабо. Было, однако, не ясно, имеет ли отмеченная особенность американской культуры какое-то отношение к исследуемой проблеме.

Модификаторы поведения представляют собой сложные, многоуровневые социальные и исторические сюжеты, восходящие, насколько можно судить, к мифам. Однако, известны и значительно более древние биологические сюжеты, которые лежат в основе этих мифов. Такие сюжеты были изучены К. Юнгом и получили название архетипов.

Архетипы рассматривались Юнгом, как воплощения коллективного Бессознательного, так что бессознательный характер воздействия модификаторов на личность роднит их с архетипами.

Но в таком случае не означает ли малая сюжетность американской истории недостаточную насыщенность коллективного Бессознательного архетипами? И что должна означать эта самая «недостаточная насыщенность архетипами»?

Вдали от могил предков — американские пионеры

Сегодня ученикам старших классов взбаламученные перестройкой и настропаленные конкуренцией социологи раздают вопросики: Как бы-то цивилизации избавиться от войн и возможно ли это? Настроенные на продолжение образования прагматичные детки бодро отвечают, что нужно искать компромиссы и развивать дипломатию, забыв давненько уже сформулированное Тризовцами правило: для противоборствующих сторон компромисс всегда хуже любой из альтернатив. Какая бы теория личности Вам не попалась, психологи так или иначе сходятся к тому, что юность — это возраст экспансии, и если государство не найдет этой экспансии выход, то будет война, ибо никакой другой формы коллективной сублимации в существующей цивилизации пока не выдумали.

Экспансия — великая сила. Юные варвары, растворившись в Римской империи, были безжалостно поглощены более структурной системой организации жизни, превратились в новых римлян и заложили века спустя основу нашей пресловутой демократии.

Петровская Россия, во главе с молодым царем яростно развивала экспансию на море и обрела черты смеси западных дворов и эклектическую западную застройку дворцов и площадей.

Все экспансии, будь они прогрессивны или хаотичны по мнению придирчивого историка, так или иначе занимали на время от юности до взросления значительную часть молодежи страны и назывались в странах периодами изменений, перемен, революций, реформ и т. д. И похожи эти периоды были лишь тем, что экспансия приходилась на какое-то уже богом и людьми обжитое место, и это место, а также знания и прочие блага перераспределялись в пользу юных агрессоров, а уж чем они за это платили зависело от их военного искусства, своевременности и конструктивности агрессии с точки зрения обобщенного Всевышнего…

Интересно, что даже духовные экспансии, они же религиозные и идеологические, как правило направляют своих воинов на уже обжитые кем-то идейные пастбища и перекраивают оные с энтузиазмом, закрепленным в крови воинствующими рыцарями прошлого.

Опыт предшествующих поколений значим для Европы. Значим он и для России, потому что со времен становления государства традиционность культуры, оформленная в семейную жизнь людей, осуществляла медленный поворот жерновов истории. Уж который век, как только клюнет жареный петух перемен, снова и снова уповаем мы на сказки, песни, обряды, наряды давно минувших дней и переименовываем улицы «туда» и «обратно», закрепляя заклинаниями языка возвращение назад — к образам, прообразам и архетипам.

А Новый Свет так разительно отличался по своему происхождению от всех видов экспансий, что, как водится, это и не сразу заметили. Эпоха географических открытий породила колонии, обогащение культур, создание нового поколения людей свободного поиска. Это ведь были почти полеты в Космос: уплывающие в никуда корабли, без надежды и со страхом, без страха и с надеждой. Но люди иногда возвращались, огрубевшие от чужого солнца, пережившие «сто испытаний и двести чудес», они возвращались к медленно вращающемуся миру Европы XVII века, и он добросовестно ассимилировал бродяг в себя прагматизмом их подрастающих сыновей..

Они возвращались… К семьям или образцам семей… К традициям или памяти о традициях…

Американская цивилизация строилась на хитром сплетении трех китов: забыть-выжить-найти. Мир, который лежал перед завоевателями, был информационно пустынен, индейцы, структурно слабые организационно и свободные идейно, не могли оказать на завоевателей никакого влияния, кроме закрепления в их памяти возможного для сознания разрыва в уровнях людей. Европейцы, уехавшие на одну жизнь в далекие индийские колонии носили в своем сердце кто родовой герб, кто образ лондонской лавочки, кто портрет возлюбленной в воротах Вестминстерского аббатства. Американцы уезжали от предавшей, изгнавшей и неугодной им Европы. Они забывали, потому что хотели забыть, у них закрепилось это генетически, уже во втором поколении — им было некогда сентиментальничать — они строили Антиевропу, Антимир, Антисебя и преуспели в этом. Англичане до сих пор питают стойкое отвращение к американцам, не за то ли, что свою мечту те построили не очень-то соблюдая английские законы и традиции?

Уже древние греки понимали, что боги нуждаются в жертвах и молитвах и умирают без них. Американцам было некогда молиться всерьез.

Молодым родителям, на диком Западе приходилось воспитывать детей без мамушек, рожать без лекаря, и растить в демократическом обществе, потому что детей было мало и до сословий ли? Случайно сказанное слово, прочитанная прохожим молитва, индейцы со своими нарядами и обрядами — все это в сумбурном клубке определяло воспитание юных американцев, а до могил предков и домов бабушек было далеко, а дома были только те, что построили отец с дядькой, и мир ложился перед ребёнком как опасный край, где нужно поменьше рассуждать — побольше действовать — поменьше мечтать — побольше угадывать — поменьше верить — побольше подозревать. И вот тогда можно строить-жить-властвовать над миром. И — много места и много свободы, и это край сильных, не обремененных воспоминаниями молодых людей. Так, благодаря изоляции от Европы, Америка обрела групповую солидарность в борьбе за свое величие и процветание. Люди, избавленные от вечных тягот традиционных социальных программ, наделенные неназванной землей создали гортанный язык — смесь огрубленного английского с вербализацией терминов прогресса.

Интересно, что именно отрыв молодых, отчаянных и отчаявшихся людей от земли предков так мощно снял многие ограничения традиционных социумов Европы, что активная индивидуальность, не задавленная никакими условностями кроме эрзаца протестанской религии, необходимости выжить и следствия этих двух китов — изобилия здравого смысла, росла и развилась в нечто свободное от комплексов, но и избавленное по сей день от порожденной этими комплексами культуры. Американцы уехали с земли, где жил Бог и истовая, экстатическая вера в него, и порожденная этой верой культура. Католицизм Европы мог вызывать любые нарекания в эгрегориальной жесткости насаждения своих идей, но он породил Боттичелли и Микелянджело, Рафаэля и Тинторетто, блестящую литературу, пленительную поэзию и религиозную, духовную скульптуру, только символами своими рождающую даже у атеистов преклонение перед Богом, во имя которого было создано такое. Культура Европы зарождалась в сомнениях и противоречиях души создателя, его обращений к Богу, страха Его предать, сублимации комплексов, очищения и медленного философского, глубокого и внутреннего осознания действительности. Культура Америки могла родиться только как память о своем феномене, как случайный каприз свободного времени первооткрывателей, как ремесло устроителей государственных структур, но вовсе не как служение великой вечности именуемой Господом. Как древние художники, писавшие свои наскальные полотна во имя удачной охоты и последующего за нею ужина, американские творцы могли создать только массовую культуру, культуру потребляемую, а не сопереживаемую. Вырвавшись на свободу, колонизаторы не только заменили землю с корнями предков на пустынные и безымянные земли, но и поменяли веками примеряемое небо с сияющим Иисусом на холодный космос, который управляется прагматичным богом, приветствующим труд и здравый смысл. И вот под влиянием этого-то признавшего прибыль Бога американцы очень быстро отказались от сомнительных путей всех этих искусств и философий и стали развиваться под знаменем технологии.

Они жили «здесь и теперь», как учит сегодня всех желающих вездесущее нейро-лингвистическое программирование. Они изобрели ровно столько видов упаковочных материалов, продуктов и агрегатов, сколько требовало ближайшее будущее, они обучили своих неразумных чад многим великим правилам, таким как «цени проверенные факты», «делай полезные поступки», «улыбаясь, проходи мимо», «смотри на этот мир и находи себе в нём удобное место». На этом сломалось некоторое количество будущих поэтов, бродяг и мизантропов, зато энтузиазм по устройству своего места в социуме захлестнул все слои населения. Ученые, теоретики и историки были чудненько поставлены на службу «Теперь». Американцы собрали базы данных, систематизировали факты, стусовали системы разных представлений в модели обучения и полетели вперед на бинарной сиречь двухколесной системе управления и образования. Я смотрю на — Большинство — и очень быстро получается Пообтесанное большинством Я. «Психологию большинства», наверное, создали дух К.Маркса в союзе с Дж. Орэллом. Два сапога устойчиво менялись на один топор, а улыбка великого Карнеги заменила весь набор противоречий коммуникации, о которых ранимая Европа уже которое столетие создавала бессмертные романы. Драйзер довольно подробно описал становление американского капитализма и банальный набор трагедий американских обывателей. «Я Мэрлин, Мэрлин, я героиня, самоубийства и героина…»

Прошли времена, и началось то самое «Свободное время цивилизации», когда хватает на еду, управление и досуг, и можно уже о душе подумать, то есть зрелось наступила — по-нашему, по-европейски. И случилась, спустя 5 веков от начала колонизации Северной Америки, очень гармоничная ситуация — молодость у дитяти, покинувшего родителей оказалась полной трудов и опыта, а зрелость награждена технологическим комфортом и бездной свободного времени на осознание случившегося.

Шестидесятые годы: АУМ

Великая АУМ (Американский университет Мастеров (психологии)) родилась в США на стыке современных технологий, позволивших в домашних условиях осуществлять отключение от реальности в изолированных ваннах, и безудержного порыва вечно экспансивного сознания вперед. Начиним собою космос, астрал, и прочие трудноопределяемые реалии, колонизировать и установить американский флаг! Для молодых это был лучший выбор, чем Вьетнам, чем безумное скалолазание или бездумное обогащение. Семинары проникновения в неведомое, внутрь себя и прочие погружения в обход и налево от американской модели — «получил-потратил» — наводнили все сколько-нибудь интеллигентские среды. В параллель с этих духовным подъемом рядовые американцы, вскормленные идеями получать пользу от того, что есть (если уж оно есть и его нельзя съесть), вмиг оказались «Премного обязанными» народившимся психоаналитикам, арт-терапевтам, и прочим Нелперам, которые по роду своей деятельности должны были (а как же иначе?) отвечать за порядок в их душах (ну, не самим же в самом деле этим заниматься?). Система образования быстро расплодила отмеренное количество юристов для составления и соблюдения новых законодательных актов отношений людей с психоаналитиками или через психоаналитиков. Может быть исследователи нирваны в тоске покинули эту землю, отследив такой странный прогресс… может быть. Впрочем, Алан Уотс писал свой горный дневник вдалеке от точек сгущения обывателей. И очень даже похоже на то, что он не тяготился печальными духовными обстоятельствами страны, где остановился на время путешествий во Вселенной. Но его смерть почти совпадает с созданием АУМ, которой он был инициатором. Как смерть Желязны и Азимова — с полной и окончательной победой американского образа жизни.

Отступление о высоких и низких технологиях

Вывод о несоответствии экономического баланса производства и потребления в США основывался на предположении о том, что основная цивилизационная экономическая характеристика — производительность труда — соответствует европейской. На сегодняшний день все исследования это подтверждают. Производительность труда в развитых странах в общем в первом приближении одинакова (что не удивительно при современном уровне индуктивных процессов), и США на общем уровне если и выделяется, то не в лучшую сторону.

Поставим, однако, вопрос: может ли производительность труда быть выше среднеевропейской, причем не на проценты, а в разы, ещё лучше — на порядки?

Оказывается, теоретически может.

Представьте себе, что вы объясняете представителю охотничьего первобытного племени, что в долине реки Нил живут сотни тысяч и даже миллионы людей. Что он вам ответит, если сумеет правильно оценить цифры?

— Не-а, не может такого быть… Во всем мире не найдется столько мамонтов, сколько нужно, чтобы прокормить такую ораву…

Человечество знало два великих экономических скачка, каждый из которых выводил экономику на принципиально новый уровень и создавал изобилие, воспринимаемое, как «земной рай». Это — неолитическая революция с переводом от присваивающего к производящему хозяйству и промышленная революция с переходом от экстенсивного к интенсивному производству. Поскольку достигнутый экономический уровень не может нас удовлетворить, сейчас активно создаются модели новой «насыщающей» экономики, лежащий за индустриально-постиндустриальной стратой.

Такая экономика может быть создана на пути программирования големов и создание последовательности автоматических нерыночных регуляторов спроса-предложения либо — на основании реализации в производстве заведомо неустойчивых (хаотических) систем.

Насыщающую экономику нельзя получить просто внедрением в производство новых и новых высоких технологий. Она сама должна быть высокой технологией.

«Мы называем здесь технологией проектор информационного пространства на объектное. Назовем микротехнологией (личной технологией) проектор присоединенного семиотического пространства на объектный мир. По сути своей микротехнология — это совокупность навыков, позволяющая личности решать встающие перед ней задачи. (Например, умение читать или навык работы с компьютером представляют собой примеры микротехнологий.)

Будем понимать под метатехнологией проектор информационного пространства на пространство технологий (технология технологий). Следствием известной теоремы о замыкании метаязыков является утверждение: метатехнология метатехнологий есть метатехнология.

Интуитивно известно и широко используется разбиение множества технологий на „хай-“ и „лоу-“ — „высокие“ и „низкие“ технологии. „Низкая технология“ может быть названа „функционально неграмотной“.

Алгоритм существует, в принципе он позволяет получить необходимый результат. Но для получения этого результата используются все доступные ресурсы системы (прежде всего время и деньги). При этом удается получить только самый минимум. (Ребенок умеет писать под диктовку, но ни о какой эстетике, тем более — о придании тексту самостоятельного смысла речь не идет.)

То есть, мы считаем характерным признаком низкой технологии использование всех доступных ресурсов для получения минимального заданного результата. Напротив, высокие технологии рассматривают этот минимальный заданный результат лишь как элемент некоторой функционирования некоей технологической надсистемы.

Чисто формально, низкие и высокие технологии отличаются мощностью множества граничных условий решения задачи. Технология тем выше, чем большее количество граничных условий она признает совместными.

Технология порождается наукой. (Наука понимается, естественно, как оператор, устанавливающий соответствие между областями информационного пространства, гомоморфными объектному миру.) Наука может породить произвольное множество технологий, в том числе — и пустое множество.

Назовем науки, порождающие более десяти разнообразных технологий развитыми, науки, не породившие технологий (социология, история, экономика) слаборазвитыми, науки, породившие порядка одной технологии — пороговыми.

Пороговые науки представляют особый интерес, так как их развитие сопровождается включением в технологический оборот областей человеческой жизни, ранее находящихся в „первобытном состоянии“. Таким образом, есть основания рассчитывать на порождение такими науками „ливня технологий“.

К настоящему моменту на пороговый уровень вышли психология и нетрадиционная (безлекарственная) медицина. К этому уровню приближается социология. Хотелось бы надеяться, что и экономика, освободившись от религиозных догматов монетаризма, сможет в ближайшие десятилетия породить хотя бы одну, пусть плохонькую, но технологию.» (Из неопубликованной статьи «Высокие технологии в психологии».)

Подведение итогов. Теорема Бромберга

А может быть, уже породила?

Для того, чтобы быть гегемоном мира индустриальной экономики достаточно иметь в своем распоряжении совсем небольшие производительные мощности экономики насыщающей. Внешний наблюдатель, рассматривающий ситуацию на индустриальном уровне, вообще ничего не заметит, кроме бьющего в глаза процветания. Вспомним притчу о системе автоматического наведения — битое стекло и жгуты проводов — и микросхема с батарейкой… по сути вся традиционная экономика оказывается призраком, фата-морганой, «муляжом для публики и иностранных разведок», и США может строить не несчастные девять, а все девятьсот ядерных авианосцев только они никому не нужны (как впрочем, не нужны и девять, но по инерции мышления этого ещё не заметили.)

Но — откуда в Штатах насыщающая экономика?

Мы выяснили уже, что эгрегориальная и архетипическая структуры в США заметно ослаблены и всегда были ослаблены. Мы поняли, почему это произошло (механизм «ухода в никуда» в период колонизации, потеря могил предков, храмов, всего пространства Европы, заключающего в себя её тысячелетнюю историю). Мы осознали важность того факта, что в Америке не жил Маленький Народ кельтских мифов и Бог Живой, христианских легенд. Осталось ответить на вопрос, к чему это должно было привести.

Слабость архетипической структуры вынуждала создавать собственные сценарии биологического поведения. В харрисменте и в феминизме мы видим проявление трагедии тех, кто работоспособные сценарии создать не мог.

Слабость эгрегориальной структуры означала отсутствие «крыши» и постоянный энергетический голод души, внезапно посаженный на «голодный паек». В «американском прагматизме», «американском патриотизме», «американской мечте» и «американском образе жизни» мы видим эрзац эгрегора, подаренный нищим духом.

Слабость воздействия модификаторов поведения приводила к взрывному росту проблем коммуникации. В работе Дейла Карнеги и в меньшей степени в действиях НЛПистов мы видим попытку создать протез модификатора.

Итак, все что мы видим — творения неудачников? Но тогда должно быть что-то, чего мы не видим, поскольку современное состояние Америки никоим образом не приводит нас к выводу о нации неудачников.

Я утверждаю, что в условиях снижения информационного воздействия американский народ оказался — в согласии с положениями экзистенциализма — обреченным на свободу и попал в условия теоремы Айзека Бромберга о неизбежном расслоении социума на две подгруппы — большую и меньшую, причем меньшая группа необратимо опережает большую по уровню развития. Иными словами, я утверждаю, что в Соединенных Штатах Америки реальная власть принадлежит люденам, использующим плоды высоких психологических технологий для обеспечения функционирования насыщающей экономики.

Слово произнесено.

Гипотеза люденов

В шестидесятые годы США пережили тот психологический бум, который сейчас только начинается у нас. Разумеется, тогда нас это не интересовало: коммунистический эгрегор решал проблемы межличностной коммуникации автоматически и в целом лучше, чем первые, неуклюжие ещё американские психотерапевты и конфликтологи начала шестидесятых. Так первые пароходы безоговорочно проигрывали сравнение с парусниками и признавались годными лишь в качестве буксировщиков в портах. Но возможности эгрегориальной регуляции оказались все-таки ограниченными…

Кто-то первым вышел на высокотехнологический уровень и когда-то это случилось. Вероятно, отдельные мегагомы появлялись с той или иной частотой всегда. Но лишь в Америке конца пятидесятых (или начала шестидесятых) они осознали себя: АУМ либо какая-то иная группа сумела разрешить «проблему скачка».

Усвоение человеком новых умений происходит только скачкообразно. Имеет место переход между двумя психическими состояниями: «я никогда не пойму, как это делается, и не смогу этого делать» и «это настолько очевидно, что я не могу понять, что здесь можно объяснять». Если не говорить о первых годах жизни ребёнка, скачки данного типа происходят:

• при овладении чтением;
• при овладении письмом;
• при всех стандартных расширениях множества чисел (дробные, отрицательные, рациональные числа, но не комплексные числа);
• при овладении понятием бесконечно-малой величины и следствий из него (пределы);
• при овладении дифференцированием:
• при овладении интегрированием;
• при овладении комплексом специфических умений, образующих специальность;
• при овладении комплексом специфических умений, образующих явление информационного генерирования (иначе говоря, при переходе от изучения науки или искусства к осознанному профессиональному творчеству).

Заметим, что на любой из этих стадий по причинам, которые нам не вполне ясны, скачка может не произойти. Это означает, что некоторое умение не перешло в стадию неосознаваемого профессионального применения и не может произвольно использоваться личностью для решения возникающих перед ней проблем. При этом необходимый алгоритм вполне может быть известен. Иными словами, человек знает буквы. Он знает, как их писать. Он может складывать из них слова. Он может написать предложение. Но! Эта работа потребует от него напряжения всех умственных и большей части физических сил. В связи с тем, что все ресурсы мозга расходуются на процедуру письма, неизбежны ошибки. Очевидно, что несмотря на формальную грамотность (знание алгоритма есть) человек не может заниматься какой бы то ни было деятельностью, для которой одним из базовых или хотя бы значимых навыков является умение писать. Подобное состояние личности широко известно в современной педагогике и называется функциональной неграмотностью. Точно так же можно говорить о функциональном неумении интегрировать (весьма частая причина отчисления студентов с 1-х, 2-х курсов физико-математических специальностей).

Любопытно, что на более высоких ступенях скачок не происходит настолько часто, что это даже считается нормальным. Формула: «Отличный студент, но неудачно выбрал себе призвание. Ну, не физик он по мышлению — что тут поделать?» (не произошел скачок, позволяющий автоматически применять определенный — в данном случае физический — стиль мышления). Что же касается автоматического творчества, то эти понятия вообще считаются несоединимыми, а людей, для которых процесс создания новых сущностей в науке и культуре есть обыденная профессиональная работа, не требующая особого напряжения сил, называют гениями. Однако же, ребёнку, больному функциональной неграмотностью, сверстник, овладевший письмом настолько, что он даже в состоянии писать, не глядя в тетрадь, тоже покажется гением!

Тем самым, мы приходим к выводу, что творчество на уровне простой гениальности в принципе доступно каждому. Вопрос, что лежит на следующем «щелчке», чрезвычайно интересен, но выходит за рамки данного конспекта.

Современное образование транслирует учащемуся знания (90 % которых, как показали исследования, благополучно и почти немедленно забываются) и очень ограниченное количество навыков, скачкообразно переводящих личность на следующую ступень интеллектуального или физического развития. Следует четко осознать, что бесконечные школьные упражнения и домашние задания, изнуряющие спортивные тренировки — все это не более чем бесконечные «броски кубика» в надежде на выпадение счастливой цифры — в надежде на «щелчок». А «щелчок» может произойти с первой попытки. Может не произойти никогда. Соответственно, принцип «повторенье — мать ученья» (или, что ближе к истине: «если зайца долго бить, он научится курить») в сущности сводится к давно и справедливо заклейменному ТРИЗовцами «методу проб и ошибок». В общем, хочется вспомнить группенфюрера Мюллера: «Разведчик или ломается сразу, или не ломается никогда — за исключением довольно редких случаев, когда его удается расколоть, используя специальные методы». Те 3‒5 %, на которые удается повысить характеристики обучаемого за счет долгих тренировок, как правило, не стоят и десятой доли затраченных усилий.

По сути, скачкообразный характер перехода между ин- и аут- состояниями при «щелчке» наводит на мысль, что речь идет о структурном преобразовании психики. То есть, «щелчок» требует разрушения структуры (образа мышления, картины мира) и создании другой, в которую новый навык включен «аппаратно», чтобы использоваться автоматически. Отсюда вытекает педагогическое значение процедур временной смерти (инициационные процедуры), помещения в обедненную\обогащенную\регулируемую информационную среду, приема лекарственных средств, снижающих входное сопротивление психики. Другой вопрос, что все эти приемы в лучшем случае относятся к низким технологиям, в худшем — лежат на дотехнологической стадии…

Заметим также, что современный человек, более-менее овладевший ресурсами своей психики на дотехнологическом уровне, по сравнению с обезъяной того же веса выносливее, сильнее, жизнеспособнее, быстрее. Наконец, он в среднем втрое дольше живёт. Овладение ресурсами психики на низкотехнологическом уровне по-видимому позволит решить проблему «обычных» болезней. «Человек разумный» становится «Человеком здоровым». Но тогда на высокотехнологическом уровне не превратится ли он в «Человека бессмертного» (в смысле желязновского Эмбера)?". (Из неопубликованной статьи «Высокие технологии в психологии»)

Итак, людены? Те самые — описанные в «Волнах…» А. и Б. Стругацких. Мегагомы, следующая ступень эволюции человечества. Мегагомы, возникшие не в коммунистической, а в буржуазной страте. Факт, находящий на печальные размышления.

Если не отбросить эту гипотезу по разряду «Бога из машины», придется признать, что она довольно легко объясняет все отмеченные противоречия.

Низкая эффективность образования? Люденам оно вообще не нужно. Огромные затраты на образование? Скорее всего, в реальности это — затраты на механизм отсева. И с точки зрения возможностей люденов — умеренные.

Сверхэффективная экономика? Да, насыщающая, базирующая на технологии «скачка» и, наверное, не на ней одной.

Противоречие между слоем люденов и остальной Америкой обеспечивает развитие и самое существование этого социума. За это нация платит катастрофическим оглуплением основной части населения и неспособностью выжить в отсутствие контроля и помощи со стороны люденов. Зато «народ» является носителем идеи величия Америки, которое не им создана и не за его счет существует (строго говоря, люденам — а они и есть Америка, основная масса только мешает, но существование их необходимо для процветания самих люденов, а их деградация — для дальнейшей эволюции люденов) Вместе людены и народ образуют два полюса социального двигателя.

«Феномен Брюса Стерлинга» объясняется существованием сравнительно большого (по сравнению с люденами) слоя людей, испытавших индукционное воздействие самих люденов или люденовских технологий.

Антисоветизм люденов, их «переключение» плана Азимова на свои возможности и доведение его до успешного конца могут быть объяснены как атавистическими мотивами (в конце концов, людены порождены американской нацией и американской культурой, и как бы то ни было, враги Америки — их враги), так и мотивами самосохранения (поскольку людены не бессмертны и серьезные войны с применением оружия массового поражения в их планы не входят, они решили проблему кардинально быстро и с наименьшими обоюдными потерями уничтожили одну из сторон конфликта — разумеется, не «свою»). А может быть, им просто захотелось поставить какой-то непостижимый для нас социальный эксперимент, и они выбрали страну, которую не жалко…

Так что план Азимова был выполнен, хотя и не так, как хотелось бы автору. Второе Основание не построило вместе с Первым Галактическую Империю Земной Нации.

Оно уничтожило Первое.

Вместо заключения

Я пришел к мертвому и сказал:
«Дай несколько твоих птиц.
Мне не хватает войска
Для победы над пустотой».
Он улыбался.
Когда они поднялись в воздух,
Я понял свою ошибку:
Ни разу ещё небо
Не было таким.

(Карен Джангиров)

«Нет, — сказал Бруччо. — Должно же быть какое-то иное объяснение…

— Другие объяснения мы же сами исключили, забыл? Но тебе нужны доказательства… Пусть кто-нибудь пройдется по воздуху.»

(Г. Гаррисон)

А в ответ мне: «Видать,
Был ты долго в пути.
И людей позабыл.
Мы всегда так живём.»

(В. Высоцкий)