Мем:Железный занавес

Мем:Железный занавес

государственная политика сведения к минимуму перемещения людей, товаров и информации через границу, которой бо́льшую часть своей истории придерживался СССР и другие социалистические страны

Введение:

Ввёл:: Йозеф Гёббельс, Уинстон Чёрчилль и др.

Когда введено:: окончательно в 1946

Отношения с другими понятиями:

Ограничение свободы передвижения:

Марлевый занавес • Мем:Железный занавес • Прописка

Шаблон: п·о·и

Форма: о·с

Железный занавес — государственная политика сведения к минимуму перемещения людей, товаров и информации через границу, которой бо́льшую часть своей истории придерживался СССР и другие социалистические страны.

Понятие широко применялось во время холодной войны для обозначения изоляционистской политики Советского государства.

Приписывается Черчиллю, который использовал этот образ в Фултоновской речи.

История мема[править | править код]

На самом деле впервые этот образ использовала бельгийская королева Елизавета, говоря о наступлении немцев в 1914 году: «Теперь между Германией и мною как бы упал железный занавес».

В двадцатых годах британский посол в Берлине так комментировал ожидавшийся пакт о безопасности между немцами и французами: «Я остаюсь при мнении, что наилучшей защитой как для французов, так и для немцев стал бы железный занавес. Я имею в виду нейтральную зону, которую никто не смел бы преодолевать. Может быть, превратить в такой железный занавес Ла-Манш?»

Образ широко использовался в нацистской пропаганде. 18 февраля 1945 года в берлинской газете «Дас Райх» появилась статья, озаглавленная «За железным занавесом», а 25 февраля 1945 года та же газета передает речь министра пропаганды Геббельса, где он дважды упоминает железный занавес между Россией и Германией.

Черчилль, судя по всему, извлёк образ «железного занавеса» именно из нацистской пропаганды.

Политическая оценка[править | править код]

«Железный занавес» как защита от «тлетворного влияния» капиталистического окружения явился закономерным следствием отказа советского руководства от «мировой революции» и установки на «построение социализма в одной, отдельно взятой стране». Эта сталинская установка отвергла принципиальное положение Маркса (опиравшегося на неудачный исторический опыт многочисленных христианских коммун) — о безуспешности локального построения коммунизма — которое предполагало обязательную глобальную экспансию коммунистической революции.