Ибн ар-Раванди
Ибн ар-Раванди (Абу-ль-Хусейн Ахмед ибн Яхья; 827?–855 или 864, по др. данным ум. в 906 или 910) — философ-вольнодумец, ярый противник ислама, «атеист» (мульхид).
Ибн ар-Раванди был еврей по происхождению[1], родом из Раванда (близ Исфахана, Иран). Ибн ар-Раванди получил образование в Багдаде. Знал древнегреческую и еврейскую философию. Сначала примыкал к мутазилитам, затем обнаружил склонность к шиизму и, наконец, приблизился к атеизму.
В своих трудах, Ибн ар-Раванди доказывал вечность мира ("Китаб-ат-тадж" — "Корона"), проявлял колебания в вопросе о существовании Бога ("Аз-Зу-мурдат" – "Изумруд"; — "Курсивное начертание" — "Выливающиеся слезы"), выступал против ислама ("Албасират" — "Проницательность"), не признавал боговдохновенности Корана, который рассматривал как произведение, противоречащее доводам разума и не вполне совершенное в литературном отношении. Отрицал возможность пророчеств и пророческую миссию Магомеда[2].
В сохранившемся только в отдельных извлечениях его книге «Изумруд» Ибн ар-Раванди, выступая от имени неких «брахманов» (барахима), и излагает ряд доводов, призванных на основании упомянутого принципа опровергнуть истинность пророчества как такового. Так, он говорит: «И мы, и наши противники считаем твердо установленным, что разум — это величайшая благодать, ниспосланная богом своим тварям, и что разумом же познаются и господь, и исходящие от него виды благодати. Благодаря разуму оказываются возможными повеление и запрет [божий], прельщение и устрашение. Если посланник божий приносит подтверждение тому, что разум считает благим или дурным, должным или предосудительным, то для нас отпадает всякая необходимость принимать во внимание доводы посланника божьего и откликаться на его призыв, так как мы обойдемся без него тем, что есть в разуме, и посланничество такого рода — ошибка. Если же он приносит нечто противоречащее тому, что разум считает благим или дурным, дозволенным или предосудительным, тогда для нас отпадает необходимость признавать его пророческую миссию».
Ибн ар-Раванди, как известно, признавал первичность материального мира и не считал, что мир нуждается в каком-либо творце. В одном из своих трактатов он отрицал и пророческую миссию, и возможность наступления Судного дня. В наличии зла и бедствий он видел средство отрицания божественной мудрости и милосердия. В своей книге «Ат-та'дил ват-таджвир» («Справедливость и насилие») он отмечает, что тот, кто своих рабов обрекает на болезни и нищету, а затем посылает вечные муки, не обладает мудростью и не знает меры ни грехам, ни мучениям, в этих высказываниях Ибн ар-Раванди содержится известный протест дуалистов, который встречается и в «Динкарте», что свидетельствует о близости философских взглядов зиндиков и дуалистов — манихеев и зороастрийцев о том, насколько опасными считали му'тазилиты высказывания Ибн ар-Раванди, можно судить по категоричным высказываниям Абул Хосейна Хайята, известного представителя этого течения, в его книге «Китаб ал-Интесар» («Книга о победах»). В опровержение дуалистических взглядов Ибн ар-Раванди высказались и другие представители му'тазилитского течения, такие как Абу Али Джабаи, Зобейри и Абу Хашем. Распространенный среди мусульман дуализм Ибн ар-Раванди во многом близок к взглядам древнегреческого философа Пиррона.
Но пророк Магомед, говорит далее Ибн ар-Раванди, хотя и свидетельствовал о величии разума, сам учил совершенно противоразумному. Таковы, к примеру, молитвы, омовение, ритуальные действия, совершаемые паломниками в Мекке: обхождение Каабы — обыкновенного сооружения, которое и не видит ничего, и не слышит, семикратное пробегание между камнями под названиями ас-Сафа и аль-Марва, от которых людям ни пользы не может быть, ни вреда. «Все это вещи, в которых с точки зрения разума нет никакой необходимости. В самом деле, ведь разницы между ас-Сафа и аль-Марва не больше, чем между [скалами] Абу-Кабис и Хара, и обхождение [священного] дома (Каабы) ничем не отличается от обхождения любого другого».
Ибн ар-Раванди опровергает и доводы в пользу истинности пророчества, основанные на реальности чудес. Последние он толкует как фокусы, секреты которых не всегда легко раскрыть. «Если известия о них передаются небольшим числом людей, — поясняет он, — то здесь вполне допустим сговор лжесвидетелей». Впрочем, добавляет Ибн ар-Раванди, именно Мухаммед отвергал предание об убиении и распятии Иисуса Христа, разоблачая его вопреки тому, что оно поддерживалось несчетным количеством людей, и если следовать его примеру, то тем более правомерно отвергать предания о чудесах, якобы сотворенных им самим.
Предания о чудесах сложились в исламе независимо от Корана, где признается только одно чудо — само писание. В X в. возникло учение о «неподражаемых стилистических достоинствах Корана» (иджаз аль-Куран), будто бы способных служить доказательством его богодухновенности. Ибн ар-Раванди не оставляет без внимания и эту попытку чем-то обосновать истинность пророческой миссии Мухаммеда:
«Не исключено, что одно из арабских племен оказалось более красноречивым, чем все остальные, что в этом племени одни оказались более красноречивыми, чем другие, и что среди этих последних оказался один – самый красноречивый... Но даже если допустить, что данный человек превзошел своим красноречием всех арабов, то разве это может быть сколь-либо веским доводом в глазах неарабов». А если утверждать, что посланник божий постиг то, что изложено в писании, через внушение, то возникает вопрос: а разве другие не могли бы через внушение постичь то же самое? И вообще: почему какая-то истина должна раскрываться людям обязательно при посредничестве пророков? Ведь «люди благодаря проводившимся ими наблюдениям над звездами установили их восход и заход, нисколько не нуждаясь при этом в пророках», а «кто верит в пророчество, тот должен был бы признать, что господь велел пророку и научить людей [извлечению] из лютен звуков – в противном случае, откуда бы им знать, что коли засушить овечьи кишки, прикрепить их к деревяшке и ударить по ним, то из них будет исходить мелодичный звук».
Ар-Раванди восклицал:
"Как можно доказывать истинность пророческий миссии Мухаммеда на основании его же собственного Корана? Если бы Евклид стал утверждать, что люди никогда не смогли бы создать ничего подобного его книге, неужели же на основании этого было бы доказано, что он пророк?».
Таким же сарказмом проникнуты его слова о некоторых эпизодах из жизни Мухаммеда, связанных с его военной деятельностью, — слова, в которых подвергаются осмеянию вообще религиозные представления о влиянии на земные события сверхъестественных сил: «Ангелы, ниспосланные Аллахом в день битвы при Бадре для поддержания пророка, как вы утверждаете, хотя их было много и сила их соединилась с силой мусульман, оказались настолько слабыми и беспомощными, что убить им удалось не более 7–10 мужей». И далее: «А где были ангелы в день битвы при Ухуде, когда пророк, струсив, притаился среди мертвецов? Что же они не помогли ему при этих обстоятельствах?»
Как мульхид, Ибн ар-Раванди обращал свою критику не только против посланнической миссии Мухаммеда, но и против реальности пророчества вообще. Один из средневековых источников сообщает, что в книге «Изумруд», «касаясь совершавшихся пророками (мир да будет над ними!) чудес, таких, например, как те, которые являли Авраам, Моисей, Иисус и Мухаммед (да благословит их Аллах!), он разоблачал эти чудеса и заявлял, что они представляют собой фокусы, что те, кем они были содеяны, — маги и чародеи и что Коран не мудрое слово, но содержит в себе противоречия, ошибки и нелепости». По убеждению Ибн ар-Раванди, «с помощью магии пророки порабощали людей».
Ибн ар-Раванди стоял у истоков концепции «трёх обманщиков» (Моисея, Иисуса и Мухаммеда), в течение столетий ассоциировавшейся с крайним атеизмом и широко распространившейся среди еретиков и вольнодумцев в Европе[3].
См. также Кармат, Мани, Хиви ха-Балхи.