Николай Владимирович Рузский

Николай Владимирович Рузский
Род деятельности:	военный
Дата рождения:	18 марта 1854
Дата смерти:	31 октября 1918
Место смерти:	Пятигорск
Вероисповедание:	православный

УДК	92

Николай Владимирович Ру́зский (6 [18] марта 1854 — 31 октября 1918, Пятигорск) — российский военачальник, участник русско-турецкой, русско-японской и Первой мировой войн и событий Февральской революции.

Биография

Из дворян (по некоторым сведениям, внучатый племянник известного поэта М. Ю. Лермонтова).

По окончании 1-й Санкт-Петербургской военной гимназии поступил в 1870 году во 2-е военное Константиновское училище, откуда два года спустя был выпущен прапорщиком с прикомандированием к лейб-гвардии Гренадерскому полку. В 1875 году был произведён в подпоручики, а в 1877 году — в поручики. Перед участием в русско-турецкой войне 1877—1878 годов получил свою первую награду — орден св. Анны 4-й степени.

С июля 1877 года командовал ротой. В бою под Горным Дубняком 24 октября 1877 года был ранен. За боевые заслуги получил орден св. Анны 3-й степени с мечами и бантом и был произведён в штабс-капитаны.

В 1881 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду. Затем служил в штабах Казанского и Киевского военного округов на адъютантских должностях, затем начальником штаба 11-й кавалерийской и 32-й пехотной дивизий, потом командиром 151-го Пятигорского пехотного полка. К концу XIX века уже дослужился до генерал-майора (1896), после чего был переведён в штаб Киевского военного округа на должность генерал-квартирмейстера.

В апреле 1902 года перешёл в Виленский военный округ на пост начальника штаба. В 1903 году был произведён в генерал-лейтенанты.

В русско-японскую войну 1904—1905 годов участвовал в сражении на реке Шахэ, был начальником штаба 2-й Маньчжурской армии, участвовал в Мукденской оборонительной операции. За Маньчжурскую кампанию получил ордена св. Анны 1-й степени с мечами и св. Владимира 2-й степени с мечами.

С конца 1906 по начало 1909 года командовал 21-м армейским корпусом, но из этих двух лет около года находился в длительных командировках и продолжительных отпусках. Затем, в связи с неблагополучным состоянием здоровья, был назначен в Военный совет, а одновременно произведён в генералы от инфантерии.

В Военном совете принял участие в разработке уставов и наставлений, был соавтором «Устава полевой службы», утверждённого 27 апреля 1912 года. Ещё в феврале того же года был назначен помощником командующего войсками Киевского военного округа Н. И. Иванова.

В соответствии с планами, разработанными на случай войны, должен был занять пост командующего 8-й армией, которая предназначалась для наступления против Австро-Венгрии, однако в 1913 году был переведён на роль потенциального командующего 3-й армии.

С объявлением мобилизации 16 июля 1914 года и вступил в командование 3-й, наиболее сильной армией Юго-Западного фронта. Генерал-квартирмейстером к себе взял М. Д. Бонч-Бруевича (родного брата ближайшего соратника В. И. Ленина), вступившего в войну командиром 176-го пехотного полка.

За взятие Львова, оставленного противником без боя, был удостоен беспрецедентной награды — одновременного награждения орденом св. Георгия 4-й и 3-й степени и стал первым георгиевским кавалером в мировую войну, поскольку в тылу пресса представила взятие Львова как итог многодневной кровопролитной операции, увенчавшейся кровавым штурмом.

3 сентября 1914 года сменил Я. Г. Жилинского в должности главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, став первым командармом, получившим такое повышение. С собой на Северо-Западный фронт взял и Бонч-Бруевича.

В новой должности провёл крупнейшие операции осени 1914 года — Варшавско-Ивангородскую наступательную и Лодзинскую оборонительную. Получил незаслуженную славу спасителя Варшавы, к обороне которой практически не имел отношения.

22 октября 1914 года верховным главнокомандующим Великим князем Николаем Николаевичем Младшим был представлен к награждению орденом св. Георгия 2-й степени. Месяцем ранее был пожалован вензелем генерал-адъютанта.

После Августовской оборонительной операции зимы 1915 года отстранил уже 4-го командарма за 5 месяцев — Ф. В. Сиверса.

13 марта 1915 года заболел и оставил театр военных действий. 30 же июня был назначен командующим 6-й армией, прикрывавшей Петроград со стороны Балтийского побережья. Стал председателем учреждённого 8 июля Советом министров Особого комитета для согласования мероприятий, проводимых в Петрограде военными и гражданскими властями. Однако в ночь на 18 августа принял командование Северным фронтом.

8 сентября 1915 года по телеграфу предложил Совету министров заменить всех немцев, занимающих административные должности в Прибалтийском крае, лицами русского происхождения, якобы для успокоения латышей. Одновременно настаивал на полной замене эстляндской администрации, высылке всех пасторов из прибалтийских губерний, эвакуации всех мужчин из Лифляндской губернии и так далее.

В декабре 1915 года вновь заболел и, сдав должность, всю зиму лечился на Кавказских Водах. 1 августа 1916 года вернулся на должность командующего Северным фронтом.

9 февраля 1917 года участвовал в совещании лидеров оппозиции в кабинете у М. В. Родзянко, на котором было решено, что когда царь будет возвращаться из Ставки, его «в районе армии Рузского задержат и заставят отречься». 27 февраля послал императору телеграмму, высказавшись за желательность переговоров с оппозицией и о неизбежности уступок. По воспоминаниям членов царской свиты, немедленно, ещё на перроне, куда прибыл царский поезд, заявил, что «теперь надо сдаться на милость победителя», подразумевая под победителем мятежную столицу и её думских руководителей.

Первое время после Февральской революции продолжал занимать должность главнокомандующего армиями Северного фронта.

Сразу после победы Февральской революции предложил «вызвать авторитетных правительственных комиссаров для успокоения войск». В ночь на 6 марта 1917 гола отправил телеграмму генералу М. В. Алексееву, А. И. Гучкову, А. Ф. Керенскому и князю Г. Е. Львову, требуя немедленного и авторитетного разъяснения центральной властью недопустимости арестов и разоружения офицеров, без чего развал армии будет неизбежен, однако ответа не получил.

В апреле 1917 года был отправлен Алексеевым в отставку «за слабость военной власти и оппортунизм» (официально же — ввиду «переутомления»). Однако присутствовал на совещании в Ставке 16 июля, посвящённом результатам и последствиям провала июньского наступления.

В начале августа 1917 года участвовал в Московском совещании общественных деятелей, а 12 октября — во втором совещании общественных деятелей в Москве. В своей речи выразил сочувствие арестованному Л. Г. Корнилову и его сторонникам, разделяя идею военной диктатуры во имя сохранения целостности государства. Особенно высоко оценил А. И. Деникина, который до корниловского выступления командовал армиями Западного фронта.

Вскоре после Октябрьского переворота отправился лечиться в Кисловодск.

Гибель

11 сентября 1918 года был арестован в Ессентуках. 31 октября по новому стилю был зарублен лично чекистом Г. Атарбековым (Атарбекяном). Дорогой к месту казни недоумевал, что «всю жизнь он честно служил, дослужился до генерала, а теперь должен терпеть от своих же русских». Свидетель Вагнер утверждал со слов присутствовавшего при казни Кравеца, бывшего председателя Чрезвычайной следственной комиссии города Кисловодска, что Рузский перед самой смертью сказал, обращаясь к своим палачам: «Я — генерал Рузский (произнеся свою фамилию, как слово „русский“) и помните, что за мою смерть вам отомстят русские». Произнеся эту краткую речь, Рузский склонил свою голову и сказал: «Рубите». Свидетель же Тимрот утверждал, что Атарбеков, по собственным словам, зарубил Рузского после того, как он на вопрос, признаёт ли теперь «великую российскую революцию», ответил: «Я вижу лишь один великий разбой».

Семья

Дочь, В. Рузская, до 1917 года вышла замуж за известного сиониста Ноя Давидсона, справляла свадьбу в синагоге и сама перешла в иудаизм.

Двоюродный брат — профессор Д. П. Рузский, масон.

Рузский также «породнился» посмертно с Н. С. Тимашевым, имевшим отношение к первому составу Временного правительства.

Личность Рузского

Рузский переписывался с А. И. Гучковым, был парламентаристом.

Наряду с другими, Рузский участвовал в развязывании «шпиономании», охватившей воюющую страну.

В то же время, Рузский не утвердил приговор невинному полковнику С. Н. Мясоедову из-за выявившихся противоречий, и лишь Великий князь Николай Николаевич Младший потребовал: «Всё равно повесить!».

Н. Н. Берберова называет Рузского масоном, членом «Военной ложи».

Командующему Петроградским военным округом С. С. Хабалову не удалось осенью 1916 года получить от Рузского запрашиваемые им чрезвычайные полномочия, которые, возможно, являлись частью его плана по нейтрализации нараставшего в Петрограде революционного движения.

Отзывы современников

Командующий войсками Киевского военного округа генерал М. И. Драгомиров высоко ценил Рузского за ум, твёрдый характер и исполнительность. Однако генерал А.-К.-М. М. Адариди писал по этому поводу:

Трудно понять, как такой знаток людей, каким был Драгомиров, мог его выдвинуть, так как ни особым талантом, ни большими знаниями он не обладал. Сухой, хитрый, себе на уме, мало доброжелательный, с очень большим самомнением, он возражений не терпел, хотя то, что он высказывал, часто никак нельзя было назвать непреложным. К младшим он относился довольно высокомерно и к ним проявлял большую требовательность, сам же уклонялся от исполнения поручений, почему-либо бывших ему не по душе. В этих случаях он всегда ссылался на состояние своего здоровья.

В. А. Сухомлинов вспоминал:

В Рузском я ценил человека, прекрасно знакомого с военным делом и способного к целесообразной продуктивной работе. Деятельность его на войне ценилась высоко, хотя телесно крепок он не был, и ему временно приходилось, по нездоровью, покидать ряды воюющих.

Ю. Н. Данилов вспоминал, что Рузский «был очень популярен в этом [Киевском военном] округе. Спокойный, рассудительный, прямой, хотя и несколько суховатый, но очень простой в обращении, одарённый достаточно твёрдым характером — он имел все данные, чтобы быть хорошим, в современном смысле, военачальником. К его мнениям всегда стоило внимательно прислушиваться. К сожалению, слабое здоровье генерала Рузского часто препятствовало полному проявлению его природных дарований, и он бывал вынуждаем, от времени до времени, отказываться от активной деятельности для более или менее продолжительного отдыха».

По свидетельству генерала Н. Н. Головина, «Рузский был persona grata у генерала Сухомлинова»; ближайшим помощником Рузского являлся М. Д. Бонч-Бруевич, которого военный министр почитал «за крупный военный талант».

Генерал Б. Н. Сергиевский вспоминал:

Вместе со многими офицерами Генерального штаба я в… 1914 г. удивлялся, в какой мере Рузский шел на поводу у своего начальника штаба, пресловутого Бонч-Бруевича.

В воспоминаниях А. А. Брусилова говорится о Рузском:

Человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались.

Верный помощник Рузского Бонч-Бруевич не без ехидства отмечал:

Весной 1915 года генерал Рузский заболел и уехал лечиться в Кисловодск. Большая часть «болезней» Николая Владимировича носила дипломатический характер, и мне трудно сказать, действительно ли он на этот раз заболел, или налицо была еще одна сложная придворная интрига.

Подвизавшийся на Северо-Западном фронте Великий князь Андрей Владимирович записал в дневнике 2 августа 1915 года о Рузском:

Он все же гений в сравнении с Алексеевым, он может творить, предвидеть события, а не бежит за событиями с запозданиями. Кроме того, в него верили, а вера в военном деле — почти все. Вера в начальника — залог успеха… Мечта всех, что Рузский вернется, вера в него так глубока, так искренна и так захватила всех, без различия чинов и положения в штабе, что одно уже его возвращение, как электрический ток, пронесется по армии и поднимет тот дух, который все падает и падает...

Участник мировой войны В. Н. Дрейер писал, что Рузский — это «болезненный, геморроидальный старик, не обходившийся без сестры милосердия ещё в японскую войну. Он считался хорошим стратегом и сделал блестящую карьеру в большую войну, где под конец командовал Северным фронтом».

С. Н. Тимирёв, встречавшийся с Рузским в 1916 году, вспоминал:

Худощавый, небольшого роста, хорошо тренированный и подтянутый, с пронизывающими холодными глазами и спокойными, уверенными манерами — он выражался ясно, определённо и безапеляционно. Чувствовалось, что спорить с ним и переубеждать его трудно.

Е. И. Мартынов подметил, что «генерал Рузский был первым из высших военных начальников, который решился открыто высказать свою солидарность с прогрессивным блоком Государственной думы, хотя и в довольно туманных выражениях».

З. Н. Гиппиус записала 19 июля 1917 года в дневнике, что несколько раз в эти дни видела Рузского, который бывал у неё в гостях:

Маленький, худенький старичок, постукивающий мягкой палкой с резиновым наконечником. Слабенький, вечно у него воспаление в легких. Недавно оправился от последнего. Болтун невероятный, и никак уйти не может, в дверях стоит, а не уходит… Рузский с офицерами держал себя… отечески-генеральски. Щеголял этой «отечественностью», ведь революция! И все же оставался генералом.

Киновоплощения

• «Григорий Р.» (т/ф, 2014) — Сергей Гамов

Историография

Военный историк В. Н. Доманевский писал, что «Рузский, вообще человек со светлой головой, стратегическим чутьём и большим психологическим пониманием, страдал болезнью печени в тяжёлой форме, что заставляло его прибегать к морфию и ставило в зависимость от сотрудников».

А. А. Керсновский патетически вопрошал:

Стоит ли упоминать о Польской кампании генерала Рузского в сентябре — ноябре 1914 года? О срыве им Варшавского маневра Ставки и Юго-Западного фронта? О лодзинском позоре? О бессмысленном нагромождении войск где-то в Литве, в 10-й армии, когда судьба кампании решалась на левом берегу Вислы, где на счету был каждый батальон…

И, наконец, о непостижимых стратегическому — и просто человеческому — уму бессмысленных зимних бойнях на Бзуре, Равке, у Болимова, Боржимова и Воли Шилдовской?

Историк В. С. Брачёв пишет, что зимой 1913—1914 годов образовалась «Военная ложа», в которую, «согласно В. И. Старцеву», вошли С. Д. Мстиславский-Масловский, генерал А. А. Свечин, граф А. А. Орлов-Давыдов, полковник В. В. Теплов и «ряд неизвестных нам офицеров». И далее:

К «неизвестным» офицерам В. И. Старцев относит, очевидно, таких известных генералов, как В. И. Гурко, П. А. Половцев, М. В. Алексеев, Н. В. Рузский и полковник А. М. Крымов.

Интересные факты

• По некоторым сведениям, узнав об измене Рузского, его адъютант граф А. В. Гендриков пытался его убить, но неудачно. Об этом пишет и А. И. Солженицын в «Красном колесе»:

…а тут ещё Болдырева тревожно вызвали от стола и сообщили, что сошёл с ума адъютант Рузского граф Гендриков и хотел застрелить Главнокомандующего. Его обезвредили...

• В книге монархиста Ф. В. Винберга «Крестный путь» (Мюнхен, 1922) приводятся такие слова императора Николая II:

Бог не оставляет меня. Он дает мне силы простить всех моих врагов и мучителей, но я не могу победить себя только в одном — генерал-адъютанту Рузскому я простить не могу.

Ссылки

• «Я убедил его отречься от престола»

Литература

• Ефимов Н. А. Атарбеков — один из зачинщиков красного террора // Вопросы истории. — 2000. — № 6. — С. 130‒136.
• Порошин А. А. Управленческая деятельность главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Н. В. Рузского в Лодзинской операции // Военно-исторические исследования в Поволжье. — Вып. 7. — Саратов: Научная книга, 2006. — С. 47‒54.
• Оськин М. В. Николай Владимирович Рузский // Вопросы истории. — 2012. — № 4. — С. 53‒72.
• Багдасарян А. О. Военно-государственная и общественно-политическая деятельность Н. В. Рузского (1854‒1918). Монография. — : Издательский дом «Наука», 2013. — 290 с.