Текст:Герман Шварц:Воля и расовая душа
Воля и расовая душа
- Автор:
- Герман Шварц
- «Национал-социалистический ежемесячник»
- Дата публикации:
- 1937
Животное живет в неосознанном единстве с окружающим его миром. Оно не отделяет себя от него так четко, как человек. Для человека здесь я, а там — предмет. Я это я, а предметы — все остальное: камни, растения, животные, ближние, море, небо, горы… Это предметное мышление заключает в себе разбитое единство, разрезанный рай. Познающее Я и познаваемый предмет расходятся. У животного такое расхождение всегда длится очень недолго, жизненное единство быстро восстанавливается. Суть человеческого сознания — обособление… Может ли человек снова обрести единство с предметами, которые он отделил от себя в своих представлениях? Этот вопрос требует от него решения. Сила решения дарована именно человеческой воле. Во всей природе нет существа, которое может решать как человек. Вспоминать и размышлять могут и высшие животные, им тоже свойственны эгоистичные и неэгоистичные побуждения. Иногда сильней оказываются одни, иногда другие, в соответствии с этим и ведет себя животное. Собака может быть верной, привязанной или падкой на похвалу, но она не выбирает верность или похвалу, ее воля не разделяет эгоистичные и неэгоистичные побуждения. Для нее иногда так, иногда эдак, но никогда или-или.
Человек производит разделение в себе самом. Свобода его воли позволяет ему сделать то, чего не может животное: достичь единства своих инстинктов… поднять свое Я над инстинктами. Человек отдает предпочтение тому или иному побуждению. Выбор в пользу неэгоистических побуждений позволяет восстановить единство с предметами, не первоначальное райское единство, а более высокое, одухотворенное единство.
Рассмотрим структуру человеческой души. Первым разделил ее на части Платон. Первая часть души — чувственная душа; наряду с ней у нас есть честолюбивая душа, которую волнует ценность нашей личности. Однако многое, что нам нравится в нас самих — лишь тщеславная самооценка, а не подлинная внутренняя ценность. Суета сует! Платон мог бы сказать и о третьей способности души — выходить за пределы своего Я в окружающий мир, с которым мы связаны тысячью нитей, который затрагивает струны нашей души…
Итак, мы выяснили тройственное происхождение наших инстинктов, наших желаний, нашего поведения. Одни стремятся к наслаждению. Другие к похвале и признанию, третьи — к контакту с другим бытием.
Платон упустил из вида наши неэгоистические задатки. Он поставил во главу всей духовной жизни интеллект, разум. Но наше ядро не интеллект, а воля. Это динамит души, ее творческая способность, которая может воздействовать на внешний мир, но сначала должна воздействовать на нас самих, чтобы мы выработали характер и упорядочили собственные желания. Есть люди, у которых каждое желание становится волей на данный момент. У таких людей нет характера, они непостоянны. Внутренний отбор формирует характер, придает ему цельность. Для тех, для кого «дух — противник души», воля это дьявол, разрушающий жизнь. Но с нее только и начинается наша человеческая жизнь. Человек становится человеком, принимая решение. Отдавая определенные предпочтения, он вырабатывает характер. Предпочтение может быть отдано эгоистическим или неэгоистическим пожеланиям… Но любой выбор — это риск. Он и делает человека личностью.
Почему риск? Потому что любое решение — в наших руках. Но с этим связано и другое, что уже не в нашей власти. Наше творческое предпочтение это начало нашего внутреннего становления. Мы запускаем колесо своей судьбы. Что из этого получится, никто не может знать. Никакие предзнаменования не предвещают успех сделанного выбора. Достаточно того, что мы из полулюдей стали цельными людьми. Принимая такие решения, мы встречаемся с вечностью. Майстер Экхарт сказал бы «с божеством»…
После того, как мы сделали выбор, наше бытие обретает вечный смысл, который мы называем «честью». Она требует от нас приложения всех наших сил. Честь это не ценность, которой мы обладаем изначально. То, что мы приписываем себе сами, похвала других — все это только мысленная часть. Только когда она становится нашей внутренней сущностью, на нас падает луч вечности. До этого наше бытие не имело вечного смысла.
Вернемся к вопросу, может ли человек восстановить единство с предметами, которые он отделил от себя в своих представлениях? Для этого недостаточно упорядочить отношения с самим собой и обрести честь. Только сосредоточив все свое бытие в своей воле можно придать определенную форму своим отношениям с окружающей действительностью. Выбор в пользу чувственной или честолюбивой души только усиливает разрыв между Я и предметами… В таких людях вечность покрывается мраком.
Человеческая душа подобна колодцу. В глубине его — вода вечности… Если мы пьем ее устами чувственной или честолюбивой души, уровень вечности снижается. Человек становится еще более пустым, чем был… Если же наша душа настроена на восстановление утраченного единства с внешним миром, уровень вечности повышается. Нас наполняет бесконечная жизнь и освещает сверхчувственный свет идей… Наши отношения с ближними освещают идеи любви и верности. Идеи истины и красоты служат вечным украшением любой профессии. Другие огни вечности придают блеск общественным отношениям: над нашими жилищами сияет идея Отечества, в нашей крови течет идея народа…
Здесь мы сталкиваемся не с абстрактными понятиями, а переживаем чудо, сотворенное волей. В нашей воле оживает глубина колодца и из нее разгорается пламя, которое выжигает всякий эгоизм. Эта переживали как герои Мировой войны, так и герои нашего движения. Они ощущали связь с ценностями, которые выше их самих. Внутренняя вечность уносила жизнь, принесенную ими в жертву, в сферу непреходящего. Идеей, за которую они умирали, была Германия. Пролитая ими кровь вдохновила других. Братское чувство соотечественников вспыхнуло божественным пламенемрасовой души. Расовая душа, которой до того не было, стала в нас внутренней реальностью благодаря нашей воле к народному единству…
Но можно ли употреблять термин «расовая душа» в таком смысле? В его первоначальном значении, потому что он имеет не метафизический, а сугубо описательный смысл. Имеется в виду любой стиль, зависящий от крови. Бросаются в глаза различия физических форм и психического склада народов. Каждый народ имеет характерные особенности, которые выражаются в мыслях и чувствах, воле, творчестве и деятельности отдельных представителей данного народа, но отсутствуют у представителей других народов. Каждый народ имеет свой особый комплекс физических и психических признаков, свой стиль, зависящий от крови. Фихте мог еще верить, что у всех древнейших людей и народов была общая «немецкость». «Все, кто верит в духовность и свободу и в вечное развитие этой духовности благодаря свободе, независимо от того, где они родились и на каком языке говорят, — нашего рода…» Мы теперь знаем, что вне нордически-фальской расы нигде больше не может быть никакой «немецкости». Монгольская или семитская расы отличны от нас не только внешне, но и духовно, что проявляется в их культуре, экономической и религиозной жизни. Нам открыты расовая изначальная особенность сути, которую мы называем «немецкой», и значение, которое имеет для нас нордически-фальская кровь.
Приведем другие слова того же Фихте: «Только в невидимых, скрытых от глаз особенностях наций, в том, что связывает их с источником первоначальной жизни, заключена гарантия их нынешних и будущих достоинств, добродетелей и заслуг. Если они сотрутся в результате смешения, произойдет разрыв с духовной природой, опошление и всеобщая порча». Наоборот, с «оздоровлением народа и Отечества неразрывно связано избавление ото всех зол, которые нас гнетут».
Но одно дело — признавать расовую обусловленность нашей сути, а другое — связывать с этим идею расовой души. Расовая душа в нашем смысле -метафизическое понятие. Это означает, что индивидуальные души всех соплеменников пронизаны сверхиндивидуальной сущностью, дыхание жизни которой движет ими и наполняет их. Расовая душа живет в нас как особая жизнь внутри нашей жизни. Эта сила, действующая внутри нас, она сохраняется и передается от родителей к детям и детям детей. Это бессмертная часть жизни, повторяющаяся в новых поколениях.
Это метафизическая гипотеза. Ее крестной матерью была картина отдельного организма. Как в отдельном организме сознание собственного Я возвышается над подсознательной жизнью клеток и их систем, так и люди, связанные узами одной крови, мыслятся как такие же клетки. Они выполняют свои задачи, оставаясь частью большого организма, тела народа, которым движет расовая душа с ее индивидуальной целеустремленностью.
Так думал еще Э. М. Арндт. Он говорил о божественном потоке жизни и любви, самом глубинном и священном, протекающем через весь народ и одушевляющем все, что народ чувствует, думает и творит, вырываясь иногда изнутри, как огненная душа целого. Великий историк Ранке приписывал каждой нации «сознание самой себя». Каждое значительное государство имеет, как индивидуум, свое собственное Я. Тому же учили два знаменитых лейпцигских философа, Г. Т. Фехнер, для которого единая мировая душа была всем, и Вильгельм Вундт, который видел в общественных и политических сообществах «общую личность».
Сегодня, под знаком биологического мышления, таких голосов все больше. Я назову такие имена как Краннхальс, венский социолог Отмар Шпанн и Эрнст Крик. Гипотезу о расовой душе они развивают до уровня мировоззрения. Шпанн пишет: «Каждое целое имеет свойство быть частью большего целого». Он, как и Краннхальс, останавливается на гипотезе о расовых душах, но их виталистическое мировоззрение влечет их дальше.
Родовые души, по Краннхальсу, это «откровения мировой души». В дыхании мировой души, в свете ее истины и красоты содержатся идеи всего творения. Остается неясным, должны ли мы, как промежуточные элементы, по Фехнеру, предположить также существование душ Земли, других планет. Солнечной системы?
Где последний, высший элемент этой иерархии творения? Или мировая душа, по Фехнеру, сама возвышается до божественного существования, или, как у Шпанна, вершиной пирамиды мира идей является Бог, или, как говорит Краннхальс, высшее целое это живая природа, бесконечное тело которой одушевляет бесконечный мировой дух, — в любом случае души целого, чем больше их охват, тем выше они стоят на лестнице жизни, приближаясь к Богу, от которого все исходит и к которому все возвращается. Это биотеологическое понимание «расовой души».
Совершенно иное понимание расовой души встречается нам в книге «Миф ХХ века» А. Розенберга. Там расовая душа рассматривается с точки зрения истории духовного развития, без каких-либо теологических черт. Расовая душа не служанка и не эманация какого-то стоящего выше нее божества. Она ничем не обязана ни потустороннему Господу, ни мировому духу. В соответствии с этим автор решительно возражает против построения духовных иерархических лестниц, чисто интеллектуальной расстановки по ранжиру.
«Миф ХХ века» — книга по философии истории, и на понятие расовой души в ней наложило свой отпечаток немецкое духовное наследие. Что-то взято у Майстера Экхарта, что-то у Лейбница, что-то у Канта, что-то у древних германцев.
Людей разных кровей отличают друг от друга, как учит Розенберг, их представления о ценностях. Для древних германцев самыми священными ценностями были честь, свобода и обязанности перед своим родом, для других народов это могли быть любовь, красота и т. д. Короче говоря, каждая расовая душа имеет определенные ценности… Поэтому нет никакого нравственного закона, который исходил бы от мировой души как последней инстанции, из божественного порядка или мирового духа и имел бы одинаковое содержание для всех людей, обязывал бы их следовать в своем социальном поведении общей схеме построения организмов. Нет, в отдельных людях живут только вечные ценности их расовой души. Главные ценности нордической расовой души перечислены выше, а все остальные вращаются вокруг них, как планеты…
Здесь мы явно стоим не на почве виталистических представлений о расовой душе. Для них характерна целостная картина, охватывающая все, от клетки до Вселенной… Подход немецких метафизиков был динамичным, а не статичным. Для нашего метафизического мышления Бог, мировая душа, расовая душа это реально существующие величины. Но наш метафизический порыв влечет нас дальше. Он заставляет нас рисовать картины этих величин до тех пор, пока все они не растворятся в глубочайшем переживании, наполненном бесконечностью. Так Майстер Экхарт ставит на место представления о Боге динамичное становление божества, которое прорывается в душе к живой божественности. Так Лейбниц ставил на место внешних проявлений Вселенной ту Вселенную, которая стремится ввысь из души. Так же обстоит дело и с понятием расовой души… Динамичная расовая душа должна найти свое выражение в нашей воле.
Именно о такой метаморфозе говорится в «Мифе ХХ века». Автор постоянно подчеркивает, что речь идет не о логически понятом неизменном бытии, а о становлении таинственно развивающегося бытия в душе каждого народа. В сути понятой таким образом расовой души есть нечто, что не может быть понято при помощи одной лишь биологии. Розенберг примыкает здесь к учению Лейбница о монадах. Как у Лейбница Вселенная устремляется ввысь из каждой души, так и душа народа стремится к саморазвитию в душе отдельного человека.
Расовая душа, присутствующая в каждом из нас, рассматривается здесь пока что как заданная сущность. Она пронизывает духовную жизнь отдельных представителей народа, придает ей определенное направление. Таким образом это учение приобретает некоторое сходство с кантовской философией. По Канту, нет никакого порядка творения вне нас, поэтому нет и никаких нравственных заповедей, заложенных нам в душу Центром управления миром или Богом с небеси. Наше чувство долга это не рабское послушание. Мы вольны отдавать приказы самим себе. Нравственный закон — внутри нас. Он не сводится к плоскому афоризму «Не делай другим того, чего не хочешь, чтобы они делали тебе». Практический разум призывает нас действовать согласно закону. Практический разум это не советчик эмпирического человека, а нечто совершенно противоположное. Это голос нашего невидимого Я, голос из иного мира, в котором мы сами иные, а не такие, как в обычной жизни. Категорический императив исходит от нашего метафизического, Кант сказал бы интеллигибельного Я, которое приказывает нашему эмпирическому Я.
Почти такую же роль, как у Канта интеллигибельное Я, голос высшего бытия в нас, играет в «Мифе ХХ века» расовая душа. И она выражает требования глубинной сути в нас самих… Наши высшие притязания исходят от нее, а не от нашего чувственного бытия. Идеи чести и свободы, которые расовая душа несет в себе, — вне времени и пространства, это вечные ценности, они столь же безусловны, как императив практического разума у Канта. Но в то время как практический разум повелевает всему человечеству, предпочтительность гипотезы Розенберга в том, что каждая расовая душа имеет свою сферу влияния, ограниченную кругом людей, родственных по крови. Нордическая расовая душа диктует свои ценности нордическому человечеству, семитская — семитским племенам… В последнем случае создается впечатление, что семитская душа смотрит на сияние вечности словно через темное покрывало.
Еще одно различие между Кантом и Розенбергом. Кант не учел различия в нравственных взглядах народов, для него есть только один нравственный закон для всех разумных существ. У Розенберга эти различия четко прослежены. Но в другом отношении обе гипотезы опять сходятся. У Канта эмпирическое и интеллигибельное Я находятся в непримиримом разладе. Такое же давление испытывают на себе и отношения между отдельным Я и расовой душой.
Разве не являются многообразие и своеобразие законом творения? Многообразие видов, рас и отдельных живых существ? Отдельные живые существа тоже несут в себе тайну своеобразия. Она побуждает их развивать свою суть, прилагать все свои силы, чтобы предстать во всей своей неповторимости. У немца особенно сильна тяга стать личностью. А расовая душа, наоборот, требует от личности безусловной отдачи себя обществу, свои притязания она ставит выше жизненных ценностей отдельной личности. И здесь, как у Канта, душа отдельной личности это арена борьбы двух воль, эмпирической воли Я и интеллигибельной воли высшего бытия. И здесь обнаруживается обратная сторона всех теорий, которые представляют себе высшие ценности в виде высшего бытия, готового и законченного, существующего рядом с человеком, в нем или над ним. Такой ход мыслей неизбежно приводит к статическому противоположению двух воль, а не к динамике одной воли. Но человек имеет только одну волю, а не две. Разве не может быть так, что расовая душа или равноценная ей жизненная сила развивается именно в собственной воле личности? Что в движении ее воли говорит вечность, что в ней только и возникают высшие ценности чести, свободы, истины и т. д.? Это соответствовало бы идеям Майстера Экхарта, которыми пронизан «Миф ХХ века». Розенберг метафизически укрепляет в нас идеи чести и свободы. Разве не может быть так, что расовая душа вырывается из той же глубины души, как божественное пламя?
Биологическая целостная метафизика ничего не знает о такой возможности, она статична, а не динамична, для нее расовые души есть и остаются данными величинами. Они выделяются из мировой души и заявляют о себе тысячью одинаковых свойств общей наследственности, которая непрерывно передается через зародышевую плазму. Но эти расовые души совсем не те полубожественные образы, какие представляются биологам. По сравнению с нами это какие-то бледные живые существа, не властвующие над личностями, а влачащие безликое растительное существование. Именно так обстоит дело с мировой душой, от которой их производят.
Из каких клеток состоит такая душа? Каждая звезда с вращающимися вокруг нее планетами могла бы быть такой клеткой Вселенной. Мы можем предположить, что все эти клетки вместе образуют тело мировой души. Превосходит ли сознание этой мировой души наше по своему богатству и ясности настолько, что заслуживает названия божественного? Наш ответ: нет, совсем наоборот. Возьмем для сравнения отношения на поверхности Земли.
На нашей планете мы встречаем низшее, неразвитое сознание везде, где клетки однородны, где они мало дифференцированы. Чем больше дифференциация клеточных тканей, тем выше уровень сознания, осознание своего Я, одухотворенность всего тела. Более и менее осознанная сферы духовной жизни разделяются, оставаясь взаимосвязанным целым. Уровни более ясного сознания связаны с деятельностью мозга. Сюда относятся волевые процессы, которые управляют нашими инстинктами, оценками и представлениями. Тот, кто считает мерилом для нас жизнь как таковую, обезглавливает человека.
Взглянем теперь на клетки Вселенной. Они все имеют однородную структуру, состоят из одних и тех же веществ, управляются одними и теми же силами. Тут нет аналогов нашим дифференцированным клеточным образованиям. Это означает, что мировую душу можно сравнить только с душами недифференцированных живых существ… О мозге мира, высшая структура которого развилась из моря прочих клеток Вселенной, мы ничего не знаем. Так что у нас нет оснований говорить о ясном, высшем сознании мировой души, о ее божественной воле. Если Вселенная — живое существо, то тупое и бессознательное. С этим совпадает то, что мы знаем о начале жизни на Земле. Жизнь всегда возникает только из жизни. Начало нашей органической жизни можно вывести из мировой души или души земли. Но как выглядела первая жизнь на Земле? Это была жизнь одноклеточных, из которых лишь спустя миллионы лет развились высоко дифференцированные организмы с тонкими психическими функциями. Душа земли осталась на уровне одноклеточных. Высшие животные по сравнению с ней стоят на гораздо более высокой ступени. Земля равномерно вращается вокруг Солнца, а вокруг нее столь же равномерно вращается Луна. Взаимные влияния планет также не меняются. Космические отношения в мировом пространстве остаются, в основном, стабильными. А органическая жизнь на Земле, наоборот, развивалась во взаимодействии с окружающей средой и благодаря этому развилась до уровня ясного сознания, которым не могут обладать ни душа Земли, ни мировая душа.
Мы видим здесь грубую ошибку целостных метафизиков. Они не пришли к выводу, что, чем дифференцированней тело живого существа, тем выше его сознание, а наоборот, связали высшее сознание со всеобъемлющим целым.
Конечно, душа Земли, если таковая есть, более всеобъемлюща, чем наша, но мы давно переросли примитивную стадию ее жизни по внутренней концентрации, по дифференциации функций. Если расовые души возникают из души Земли, то их жизнь это тоже безликое растительное существование. Чтобы судить об их более высоком или более низком уровне, мы должны и в случае с расовыми душами задать вопрос о клетках, с которыми они связаны. Такими клетками не могут быть отдельные люди как целое, а только их зародышевая плазма, половые клетки, полярно распределенные в общей наследственной массе расы.
Это безликая жизнь в нас всех, которая биологически рангом ниже нашей индивидуальной жизни. То, что в каждом из нас соединяет черты наших предков, возвышает нашу индивидуальную жизнь над безличной, рассеянной в миллионах зародышевых клеток жизнью рода. То, что в последней было рассеяно, соединяется в каждом отдельном живом существе. В каждой индивидуальной жизни преодолевается разделение безличной жизни зародышевых клеток предков. Но в каждом из нас продолжается безличная жизнь нашей наследственной массы… которая стремится к индивидуальной жизни, начинающейся с каждым новым зачатием. Каждая новая индивидуализация означает для безличной жизни подъем на новую высоту…
Короче говоря, если понимать под расовой душой нечто высокое и божественное, нужно вспомнить мудрое учение Майстера Экхарта, согласно которому божество природы немо, а живое божество — только в душах людей.
«Миф ХХ века» наполнен мудростью Майстера Экхарта, который даровал нам немецкую религию. Валгалла — в сердце человеческом. В нас самих должно произойти священное соединение божественной и человеческой природы. Это значит: «Я и Бог — духовные полярности, акт творения — каждое соединение, расхождение порождает новые динамические силы, а движущее начало всего — воля». «Мистический синтез» Бога и души в свободе человеческой воли выражает у Розенберга то же самое, что Майстер Экхарт называл «рождением Бога в душе». Мы ранее сравнили душу с глубоким колодцем, вода вечности в котором опускается или поднимается в зависимости от того, втягивает ли воля эгоистически все в себя или неэгоистически направлена на внешний мир. Воля должна освещаться вечным светом чести и свободы, наполняться действительным содержанием и выполнять свой долг по отношению к окружающим. В душах с такой волей живет вечность. Она зажигает над каждым из нас сверхчувственный свет: свет любви к ближнему, свет истины и красоты, свет Отчизны. Но все это лишь отдельные струи из родника вечности.
Можно ли собрать в одном переживании весь этот свет? Можно ли объединить все наши идеальные ценности вокруг одной, главной, во избежание распада духовного мира человека? При нашем предметном мышлении у нас господствуют предметы, возвещенные на уровень идей… Наука, искусство, техника простираются в бесконечность… Везде предметное мышление грозит нашему внутреннему миру. Как спасти от этого нашу душу, чтобы она сама не стала предметом? Мы здесь как будто находимся в тисках неразрешимого противоречия. Если мы вернемся к своей эгоистической сути, то утратим вечную ценность нашей личности, если же останемся во власти предметов, то пожертвуем собой, как личностью…
Здесь нужен центр, который, как бесконечная внутренняя величина был бы в состоянии отобрать у предметов власть над жизнью души, связывая одни души с другими в сообщество душ. Розенберг видит такой центр в расовой душе. Она включает в себя такие ценности, как честь и свобода, и все другие ценности, свет которых горит в нас. Он больше не рассеивается в бесконечности, а остается достоянием круга лиц, родственных нам по крови.
Разумеется, сначала хочется дать статическую картину этой центральной внутренней силы. Но учение Майстер Экхарта призывает сделать эту картину динамической, чтобы мы видели в расовой душе не готовое бытие, а нечто, в нас становящееся. Расовой души нет, она должна быть пробуждена к жизни волей индивидуума. Так говорится во введении к «Мифу ХХ века». Эту задачу выполнила воля национал-социалистического движения, которая говорит «да» собственной крови и связывает себя этим «да» с другими братьями и сестрами по крови. В этой связи мы ощущаем нечто новое. Мы чувствуем движение жизни того таинственного потока народности, о котором говорил Эрнст Мориц Арндт, потока, который принимает нас в свое сверхличное целое и своей внутренней силой соединяет все отдельные случаи самоотдачи, к которым побуждают неэгоистические задатки душ. Этот поток течет в более глубоком русле, чем все задатки. Он течет от средоточия одной души к средоточию другой души и делает взаимными все приносимые нами дары и все наше творчество, наше служение и нашу помощь.
Дело обстоит так, как будто расовая душа действует в нас, но нет готовой расовой души, содержащей готовые ценности. В нас действует вечность, создавая в нас вечную внутреннюю основу нашего народа.