Текст:Константин Крылов:Dixi/О происхождении денег

Dixi

Винтовка рождает рынок

О происхождении денег

Автор:: Константин Крылов

Содержание

Дата публикации:: Москва, 18 октября 1999

Серия:: Как я уже сказал

<	Киберпанк	•	Об ошибках и заблуждениях	>

Предмет:: Деньги

Шаблон: п·о·и

Форма: о·с

Предупредим читателя: автор этих заметок ни в коей мере и ни в каком смысле не является экономистом (даже дилетантствующим), и вовсе не пытается «профессионально» рассуждать о сложных экономических материях. Более того, автор сильно сомневается в том, что словосочетание «профессиональный экономист» вообще имеет право на существование. Так что приводимые ниже рассуждения — это всего лишь резонерство, то есть попытка рассмотреть некие сложные вопросы с точки зрения здравого смысла. Тем не менее некоторое право на существование (а значит, и известную ценность) подобный подход все-таки имеет — хотя бы потому, что здесь затрагиваются важные для общества вопросы. Когда темно, уже не так важно, что именно освещает дорогу — факел Прометея или стеариновая свечка.

Любые рассуждения о взаимоотношениях свободного рынка и государства в конечном итоге сводятся к тому, допустимо государственное вмешательство в рыночные процессы или нет. При этом теоретические победы, как правило, одерживают ультралибералы, сторонники полного запрета государственного вмешательства в рыночные процессы. Ибо говорят красиво и убедительно.

На практике, однако, роль государства в экономической деятельности только возрастает, причём чем «цивилизованнее» это государство, тем эта роль значительнее, хотя и не всегда — заметнее.

На наш взгляд, это связано с одним ложным предположением, которое делают ультралибералы. А именно: убедительнейшим образом доказав, что вмешательство государства в экономику имеет множество дурных последствий для последней, они тем самым полагают, что отсутствие такого вмешательства никаких дурных последствий иметь не будет. Между тем, второе никак не следует из первого. Более того, вовсе не доказано, что рынок — в нынешнем его состоянии — вообще способен существовать без государственного вмешательства.

В частности, одним из самых старых и самых необходимых рыночных инструментов является регулярное денежное обращение. Считается, что именно в этой сфере вмешательство государства приносит самый большой вред. Государство, обладая монополией на выпуск денег, может своими безрассудными действиями нанести очень большой вред экономике. Однако, возникает вопрос: может ли вообще существовать регулярное денежное обращение вне сферы государственного контроля?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо совершить небольшой экскурс в сферу денежного обращения.

Прежде всего, история вообще мало что может сказать о происхождении тех или иных общественных институтов. Не углубляясь в тяжелую проблему достоверности исторических сведений вообще, отметим то простое обстоятельство, что даже самые надежные исторические источники в принципе не описывают возникновение и развитие институтов: история — это всегда история людей. В частности, мы не можем исследовать историческими методами такой вопрос, как происхождение денежного обращения. Все, что могут сообщить нам летописи — так это нечто вроде того, что «в таком-то году от сотворения мира князь такой-то повелел чеканить серебряные ефимки». Ничего нам не дает и археология: извлеченный из очередного «культурного слоя» почерневший кусочек серебра сам по себе не может дать нам дополнительной информации о том, как и почему жившие в ту пору люди завели у себя обычай расплачиваться за товары и услуги не другими товарами и услугами («мешком репы за жбан стоялого меду»), а вот такими кусочками белого металла.

В настоящее время существует несколько концепций происхождения денежного обращения. В силу известных обстоятельств в наибольшем фаворе ныне концепции либеральные. Самой авторитетной из них является версия знаменитого австрийского экономиста Людвига фон Мизеса. В своей знаменитой книге «Теории денег и кредита» Мизес предложил свою теорию происхождения денег. Не особенно стараясь подкрепить ее «эмпирикой» (по указанным выше причинам), он разработал простую, чисто формальную, но при этом весьма убедительную схему того, откуда есть пошли доллары и ефимки.

По Мизесу, дело обстоит примерно так. Допустим, вначале у нас имеется множество разнообразных товаров, которые можно обменивать один на другой. Все стоимости относительны: сено обменивается на сапоги, а пиво на масло, безо всякой привязки к некоей «единой мере стоимости».

Однако, у всех этих товаров есть одно малоприметное на первый взгляд свойство: ликвидность. А именно: некоторые товары быстрее и легче уходят с рук, нежели другие. Так, обменять сено на сапоги может быть более тяжелым и муторным делом, нежели обменять на них же корзину яиц. Некоторые же товары буквально «выхватывают из рук».

Если торговые отношения достаточно регулярны (то есть существует рынок), небольшая группа тех товаров, которые «отрывают с руками», начинают пользоваться повышенным спросом: известно, если у мужика с сеном есть возможность обменять его не на сапоги, а на яйца, и он будет уверен, что за эти яйца он быстро получит сапоги, он пойдет на такой обмен, чтобы не стоять целый день в ожидании того, кто принесет ему сапоги за сено. То есть возникает группа товаров, пользующихся спросом в основном из-за того, что их легко обменять на что-то другое. При этом сама собой возникает конкуренция между этими товарами. Скажем, если на роль «ликвидности» претендуют яйца и гвозди, то соревнование, скорее всего, выиграют гвозди, поскольку яйца легко бьются и к тому же быстро портятся.

В конце концов остается один-единственный товар, который все охотно принимают взамен любого другого, ибо его можно быстро обменять на любой другой. Это и будут «деньги».

Дальше, правда, в установившийся таким образом порядок вмешивается завидущее и загребущее государство. Как доподлинно известно либеральным экономистам, государство, вечно озабоченное поиском денег для своих затей (то есть на тюрьмы, войны, да на прокорм императора), начинает вмешиваться в денежное обращение, для начала монополизируя его (то есть присваивая себе единоличное право на выпуск денег), а потом начиная с ним хитрить, портя монету, выпуская необеспеченные бумажки, и так далее.

Самым важным этапом этого закабаления является объявление монополии на выпуск денег. Либералы рассматривают таковую просто как еще одну монополию, произвольно установленную государством для поправления кармана — наподобие медной, соляной или водочной монополии. Просто «власти» в очередной раз пытаются отобрать «себе в пользу» большие доходы, получаемые от какой-нибудь простой и прибыльной торговлишки. В случае золотых монет речь может идти о банальной «товарной монополии». Изготовление определенных золотых и серебряных изделий («монет») становится эксклюзивным правом государства.

Однако, золотые и серебряные монеты — это только первый этап получения государством контроля над деньгами. Далее вводятся денежные суррогаты — «бумажные деньги». Их тоже изобрело не государство: это прямые потомки банковских чеков. Банкноты, сначала якобы обеспеченные «золотыми резервами» (а потом вообще ничем не обеспечиваемые), вводятся, как правило, насильственным путем, через «не хочу»: государство буквально заставляет и обязывает несчастных граждан принимать бумагу за деньги. Граждане стонут и кряхтят, но покоряются. После чего мы получаем «современное государство» — с необеспеченными эмиссиями, с периодическими всплесками инфляции, с экономическими кризисами и прочими прелестями госкаптализма…

Тем не менее вся эта эффектная картина (назовем ее «теорией введенной госмонополии»), несмотря на почти гипнотическую ее убедительность, вовсе не так уж и бесспорна. А именно: она исходит того, что государство, как тать в ночи, приходит на рынок потом, когда там уже «прошли процессы» создания денег из ликвидных товаров.

Однако, давайте представим себе реальный, а не «условно-гипотетический» рынок. То есть место, где собрался галдящий люд, купующий и куплю деющий. Вот к бабе с корзиной яиц подходит мужик с кусочком серебра, они сговариваются о цене… после чего мужик берет корзину, смотрит нагло и спокойно уходит, не заплатив. Баба, естественно, отчаянно орет и машет руками, все бросаются ловить вора…

Стоп. Почему, собственно, бросаются, и кто бросается? Конечно, существует некая солидарность торговцев, которые ненавидят базарных воров как класс. Однако, бросить свои товары тоже страшно: вмиг утащат. Но на такой случай на базаре есть стражники, которые и присмотрят, если что, и помогут поймать и скрутить подлеца. Разумеется, стражу приходится подкармливать, но оно того стоит…

Тут-то и возникает пресловутая «роль государства». В диком поле, где нет закона ни божьего ни людского, никакой рынок невозможен. Для того, чтобы мирно торговать, необходим кой-какой порядок, хотя бы самый примитивный, на уровне «держи вора». Этот порядок и обеспечивает государство. Или что-то ему подобное. То есть оно является неустранимым элементом «рыночных отношений».

Можно возразить, что с этим, конечно, никто и не спорит, но при чем тут деньги и теория госмонополии?

А при том, что введение в игру государства резко меняет наши представления о происхождении денег.

Построим и мы «гипотетическую модель». Представим себе государство, в котором деньги не «обеспечены» вообще ничем, и все это знают. Признает это и государство, выпускающее эти деньги. Это просто бумажки. Далее, государство не заставляет граждан пользоваться для взаимных расчетом исключительно этими бумажками. Единственное что: эти бумажки трудно подделать, а за попытки «нарисовать» такие же бумажки государство жестоко карает. И всё. И ничего кроме.

Допустим далее, что в этом государстве функционирует крайне примитивная налоговая система — а именно, подушный налог. Каждый совершеннолетний гражданин данного государства обязан к концу года отдать мытарю (или, как это сейчас называют, «налоговому инспектору») некую сумму денег, а если он этого не делает, государство отнимает у него всё имущество, за неимением же такового — сажает в долговую яму.

Вопрос: будут ли подобные деньги обладать какой-то ценностью? Очевидно, да. Каждому гражданину данного государства к концу года остро понадобятся эти бумажки, чтобы не лишиться того, что у него есть. Соответственно, ему придется приложить какие-то усилия, чтобы их получить. Поскольку эти бумажки выпускает государство, ему придется либо каким-то образом добыть их у самого же государства, либо у других людей, которые уже обладают этими бумажками. Для этого ему придется расплатиться за них своим имуществом, трудом, или какими-то услугами. Разумеется, если кто-нибудь захочет получить искомые бумажки у него самого, он тоже вряд ли отдаст их просто так. То есть — у этих бумажек, оказывается, есть вполне реальная ценность.

Получается, что эти талончики чем-то обеспечены. Так оно и есть. Но не резервами Центробанка и не имуществом выпускающего их государства, а имуществом самих же граждан, а также их жизнью и свободой.

Разумеется, им это не может понравится, но государство их об этом не спрашивает. Соответственно, устойчивость подобной «валюты» равна возможностям налоговой службы и силовых ведомств государства отобрать у граждан их имущество и посадить в темный грязный подвал. В конечном итоге, силой. Государство, как легальный монополист в области применения насилия, обеспечивает свои деньги одним-единственным способой: угрозой это самое насилие применить. Винтовка рождает не только власть, как говаривал Мао, но и стоимость купюры.

Если мы предположим, что деньги возникли именно таким путем (то есть с самого начала играли роль единиц взымаемого с граждан налога или дани), то наши представления относительно «обеспечения» и всего прочего сильно изменятся. Так, теория, согласно которой деньгами становится самый ликвидный товар, окажется излишней и ненужной. Деньгами могут служить любые объекты; главным свойством их является их уникальность, защищенность от подделки. При этом тот факт, что монеты изготавливались из ценных металлов, объясняется так же, как и ценность самих этих металлов: а именно, их редкостью, и только ею одной. Заметим, что золото и серебро — это практически «бесполезные» вещества, непосредственное использование которых ограничивалось изготовлением украшений. Их ценность состояла в том, что они были редки и не поддавались подделке: золото и серебро легко распознать и трудно добыть.

Важно, однако, тут другое: иначе определяются и самые функции денег. Прежде всего, их роль в отношениях между частными лицами оказывается производной от их роли в отношениях между частыми лицами и государством. Так, хождение государственных денег в качестве средства обмена находится в прямой зависимости от того, каким образом государство собирает эти деньги и как оно их раздает.

В нашем примере с подушным налогом мы намеренно рассмотрели самый простой случай, когда равная сумма денег единовременно собирается со всех граждан, а получить от государства деньги можно только в обмен на товары или за определенные услуги. Но государство вряд ли нуждается во всех товарах, производимых в стране. Допустим, ему нужен только один два вида товара и два вида услуг: государство «берет» либо зерном и мясом, либо воинской и чиновничьей службой. Соответственно, существует всего два способа получить деньги непосредственно у государства: либо продать ему зерно, либо завербоваться в солдаты (а если повезет — пройти в чиновники), где можно будет получать жалованье. В таком случае, денежный поток, идущий от государства, обязательно проходит через руки крестьян, солдат и чиновников. Все остальные сословия общества могут получить деньги только от них — а налоги исправно собирают со всех.

В результате, вся система общественного производства будет ориентироваться в первую очередь на потребности тех классов общества, у которых «первыми» появляются деньги. Допустим, государство в первую очередь выплачивает жалованье военным, а остальное распределяет «по остаточному принципу». В таком случае, как только солдатам выплачивают жалование, они покупают себе «орудия производства» (мечи, копья, лошадей и всё такое), либо уж сразу идут в кабак. Понятно, что в таком государстве будет неплохо развито кузнечное дело, пивоварение и проституция, а всё остальное будет существовать «постольку поскольку». Однако, если первые деньги будут получать, скажем, чиновники, а военные — «постольку поскольку», общая картина может измениться до неузнаваемости: дешевые кабаки и оружейные мастерские будут влачить жалкое существование, зато расцветет производство предметов роскоши.

Государство является и первым источником, и первым потребителем денежных ресурсов. Как известно, платящий заказывает музыку — причем даже в том случае, когда он об этом вовсе не думает. Рынок, рыночная экономика, как правило, адаптируется к складывающейся ситуации, и не более того. При этом задаваться вопросом, насколько хорошо та или иная структура экономики соответствует так называемым «общественным потребностям», бессмысленно. Общественные потребности ничуть не более «объективны», нежели потребности частные. Проще говоря, общественные потребности таковы, каково само общество. А общество таково, каким его делает государство.

Из этого следует, что, вообще говоря, «общественное производство» может принимать самые странные формы. Так оно и есть. Если обозреть реально существующие (или существовавшие) общества, то быстро выясняется одна простая истина: среди них имелось не так уж и много таких, в которых экономика была движима «простыми человеческими потребностями». Как правило, мы видим нечто иное. Иные экономические системы не могли прокормить население, но давали возможность, скажем, возводить гигантские стелы и храмы; иные могли накормить и одеть всех, но намертво останавливали технический и научный прогресс; некоторые вообще не могли функционировать без непрерывного притока ресурсов извне, добываемых войнами и грабежом; и так далее, и тому подобное. «Разумные» рыночные экономики, направленные (как нам представляется) на удовлетворение потребностей общества, а не государства, появились относительно поздно и являются скорее исключением, нежели правилом. (Впрочем, нужно еще задаться вопросом, такое ли уж это исключение из правила.)

Вернемся, однако, к нашей схеме. «Свободный рынок» занимает пространство между получателями денег от государства, и плательщиками, которые вынуждены их государству отдавать. При этом конфигурация рынка задается, как правило, желаниями и потребностями слоя получателей государственных средств, каковой и можно считать настоящим «правящим классом» или «аристократией» данного общества.

Разумеется, само понятие «аристократии» является чисто экономическим.

Но что представляет из себя эти «получатели»? Мы уже приводили пример с милитаризованной экономикой, построенной вокруг солдатского жалования, и с экономикой «досуга и роскоши», возникающей в ситуации господства управленцев. На самом деле ситуация, разумеется, сложнее. Государство вынуждено кормить не только тех людей, которые для него полезны, но и тех, которые для него опасны. Их приходится задабривать (прежде всего материально), чтобы они не вредили.

Очень часто «полезные» и «опасные» люди являются одними и теми же. Например, княжеская боевая дружина — это полезные люди, ибо они защищают князя и готовы воевать за него. Но они же и опасны, поскольку способны повернуть оружие в другую сторону, свергнуть или убить своего хозяина, и посадить на его место другого. Соответственно, знаменитая щедрость властителей по отношению к своим воинам — скорее вынужденная мера, нежели проявление приязни.

Однако, бывает и так, что «полезные» и «опасные» люди в прослойке получателей различаются. Эта разница может быть не слишком заметной, но она всегда ощутима: государство всегда стремится различать тех, кого оно «вынуждено терпеть», и тех, в ком действительно нуждается. Это и есть различие «паразитов» и «государевых людей», «старой аристократии» и «новой аристоктарии», «бояр» и «дворян», и так далее.

Тут мы позволим себе заметить, что бывают ситуации, когда «полезных» государству людей просто нет, или государству не хватает денег на их оплату, поскольку все средства уходят на подкуп тех, кто опасен. Такова, например, ситуация в современной России. Темные личности, разворовывающие любые государственные доходы (а также кредиты, и так далее), не имеют никаких полезных функций.

Единственная причина, по которой государство предоставляет им возможность быть получателем своих средств (в данном случае неважно, разрешается ли это de jure: нас интересует ситуация de facto), та, что эти люди — каждый по своему — чем-то опасны этому государству, и оно вынуждено «считаться» с ними.

Знакомая ситуация, не правда ли? Dixi.

Текст:Константин Крылов:Dixi/О происхождении денег

Навигация

Поиск