Текст:Claire de Lune:Попытки освободить Царскую Семью: миф или реальность?

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску
Claire de Lune:Чёрная месса революции

Данная статья является продолжением темы: Чёрная месса революции.

Начало: Охрана Царской Семьи.

Попытки освободить Царскую Семью: миф или реальность?

Поспешный вывоз Императора Николая II и его Семьи из Тобольска большевики объясняли наличием «белогвардейского заговора», ставившего своей целью освобождение Царя. В эмиграции многие русские монархисты уверяли, что ими предпринимались неоднократные попытки вырвать Царскую Семью из рук большевиков. При этом и большевики, и белые обвиняли друг друга в связях с заграничными силами, якобы пытавшимися освободить Царскую Семью. Ниже мы рассмотрим, существовали ли подобные попытки и насколько реальны они были. Для этого проанализируем несколько возможных версий, связанных с предполагаемыми планами освобождения Императора, которые могли бы заставить большевиков вывезти Царскую Семью в Екатеринбург.

Версия первая

Первой вероятной причиной вывоза Царской Семьи из Тобольска могло быть личное стремление кайзера Вильгельма II спасти Императора Николая II и его Семью, которые, хотя и стали из-за войны врагами Германии, все же были его родственниками.

Вильгельму II не доставляло никакого труда отдать ясный и прямой приказ на выдачу ему Царской Семьи. Большевики не смогли бы ему в этом отказать. Ничего подобного ни кайзер, ни германское руководство не сделали. Более того, германцы отвергали любые попытки монархистов вмешаться в дело спасения Царской Семьи. Представитель германского командования при посольстве в Москве, майор Ботмер, писал в своем дневнике, что монархисты буквально не давали прохода немецким дипломатам и военным, стремясь «излить сердце» и уговорить Германию «ввести в игру немецкие штыки», так же как это было сделано на Украине (см. Иоффе Г.З. Крах Российской монархической контрреволюции. С. 108.) Но немцы оставались глухи к их мольбам. Они в первое время рассматривали большевиков исключительно как своих ставленников и помогать собирались только им.

Все доклады Мирбаха внимательно изучались высшим германским руководством и лично императором Вильгельмом II. Поля этих донесений насчитывали не одну помету монарха, и ни в одной из них последний не выказал никакого неприятия большевиков или их внутренней политики. Единственно, чем был обеспокоен кайзер, так это тем. удержатся или нет большевики у власти. Нет в этих пометах и ни одного упоминания о Царской Семье, а ведь Мироах делал своп доклады в течение апреля-июня месяца, то есть в самом конце ее тобольского и начале екатеринбургского заточения.

Правда, династия Гогенцоллернов в Германии хотя и была правящей, но не единственной.

Многочисленные представители королев ских и курфюрстских родов могли относиться с большим сочувствием к свергнутой Царской Семье и пытаться организовать ей посильную помощь своими силами. Особенно это было возможно со стороны великого герцога Эрнста-Людвига Гессен-Дармштадтского, который являлся родным братом Императрицы Александры Федоровны.

Никаких иных достоверных и доказанных фактов, свидетельствующих о реальных попытках германских военных спасти Царскую Семью, на сегодняшний день не имеется.

Версия вторая

Второй версией может быть наличие у германского руководства в отношении Царской Семьи целей политического характера. Немцы понимали, что заключенный с большевиками зимой 1918 года Брестский мир не принес им желаемого результата. Они понимали, что большевики — это не русское правительство и что брест-литовский пакт есть в глазах всего мира пустая бумажка.

Нужно было каким-то образом легализовать в глазах русского народа и мирового сообщества брестский сговор с большевиками. Эту легализацию могла обеспечить только законная русская власть, то есть Царь. Но немцы прекрасно знали непримиримую позицию Государя Николая II по вопросу Брестского мира. Знали они также, что Государь считал для России жизненно важным победоносное завершение войны. Того же мнения придерживалась и Государыня.

Поэтому восстановление на престоле Императора Николая II было для немцев неприемлемым. Хотя имеются сведения, что немцы не оставляли надежду договориться с Государем и убедить его пойти на сепаратное соглашение с Германией, шантажируя его угрозой гибели его Семьи.

Другое дело, если бы на престоле оказался малолетний сын Николая II Цесаревич Алексей Николаевич. Сформированное вокруг него прогерманское правительство стало бы лучшим гарантом соблюдения германских интересов в России. НА. Соколов считал, что именно так и воспринимал Государь причины его увоза из Тобольска.

Здесь необходимо отметить, что надежда представителей русских монархических кругов и правой интеллигенции на то, что большевики могут восстановить монархию, свидетельствовала об их полном непонимании происходящего.

Безусловно, что среди германского руководства не было единого мнения по поводу возможности восстановления царского престола в России. В первую очередь это касалось военных. В 1920 году следователь Соколов допросил в Париже бывшего офицера Генерального Штаба Б.В. Свистунова. Свистунов в 1918 году был направлен в командировку в Берлин правительством гетмана Скоропадского. Скорее всего командировка эта была связана с разведзаданием. Свистунов прожил целый год в Берлине до 1920 года и общался с высокопоставленными немецкими политиками. По мнению Свистунова, военные круги Германии разрабатывали свой план: весна 1918 года, то есть в самом преддверии вывоза Императора Николая II из Тобольска. Это обстоятельство чрезвычайно важно для дальнейшего исследования.

К середине весны 1918 года немцы все более опасались за политическое будущее большевиков, чье положение становилось все более и более ненадежным. Немцы не могли не просчитывать вариант падения большевистской власти. Мирбах начинает предлагать Берлину налаживать связи с оппозиционными большевикам кругами правого «монархического» направления, однако ни о каком стремлении с немецкой стороны восстановить русскую монархию речи не идет. Предложения Мирбаха — это разумная тактика дипломата и политика, ставящего на разные не враждебные его стране силы, чтобы при любом раскладе не остаться в проигрыше.

Германское руководство не могло не опасаться, что кучка политических экстремистов с темным и неясным прошлым и не менее неясным будущим, готовая на любые преступления и мошенничества ради своей выгоды, в определенный момент может предать своих германских попутчиков. Вильгельм II писал на полях донесений Мирбаха, что Ленин «не сумеет выполнить условия Брестского мира. У него нет людей для управления, нет исполнителей — он стоит на краю пропасти».

Немцы все чаще начинали задумываться, что будет, если большевизм падет, а также о том, какие силы придут к власти в случае его падения и в какой степени немцы смогут на них опираться. Немцы стали искать возможную замену Ленину. Эта замена должна была не только продолжить большевистскую политику Брестского мира, но и узаконить ее в глазах мирового сообщества. В противном случае германцы рисковали восстановить Россию в составе Антанты, что, безусловно, было бы с германской точки зрения безумием.

Казалось бы, наиболее предпочтительным для немцев было восстановление подконтрольной им монархии. Это, с одной стороны, легализовало бы немецкие завоевания по Брестскому миру, а с другой — гарантировало установление в России прочного и законного порядка. К этому решению склонялось германское военное командование.

Однако политические правящие круги Германии относились к восстановлению монархии в России отрицательно. Октябристы, кадеты и крайние левые элементы — вот кто должен был стать новыми союзниками императорского германского правительства.

Окончательно иллюзии русских монархистов о возможности скорого восстановления монархии на германских штыках были развеяны с самой вершины германской власти. Один из германских сановников донес до них слова императора Вильгельма II, сказанные им в начале лета 1918 года, то есть за полтора месяца до екатеринбургского злодеяния:

«Сейчас не следует добиваться свержения большевистского правительства, а необходимо установить тесные связи с монархистами, чтобы быть подготовленными на будущее. При условии, что последние станут на платформу Брестского мирного договора, им можно оставить надежсду на будущее восстановление великой России. Его величество рекомендует объединить в Киеве сторонников порядка».

Русским монархистам при условии, что они были бы готовы стать немецкими вассалами, кайзер был готов «оставить надежду». Вот и вся реальная помощь, какую германское императорское правительство было готово оказать монархической партии в России. Таким образом, в противостоянии между германскими военными, стремившимися к восстановлению монархии в России, и политическими кругами, выступавшими за сохранение большевистского или другого республиканского правительства, ориентированного на Германию, победили последние. Сегодня можно сделать однозначный вывод: официальный Берлин, хотя и рассматривал чисто гипотетически возможность восстановления подконтрольной Германии русской монархии, никакого четкого решения по этому вопросу не имел. Таким образом, вероятность того, что Царская Семья вывозилась из Тобольска по приказу немцев с целью возвращения ее к власти, практически исключается.

Но нежелание германских политических кругов восстанавливать монархию вовсе не означает их безразличного отношения к тому, в чьих руках будет находиться Император Николай II и Наследник Цесаревич. Немцы были заинтересованы в том, чтобы они находились в поле их досягаемости. Германские высшие круги не могли не понимать, что даже свергнутый Император Николай II продолжал оставаться истинным Хозяином Земли Русской. Перевод Императорской Семьи, например, в Германию в качестве почетных пленных, с одной стороны, означал окончательную победу Германии над Россией, а с другой — давал германцам возможность политических интриг и манипуляций вокруг русского Царя и его Наследника.

Таким образом, более чем вероятно предположение, что высшая германская власть, включая императора Вильгельма II, дала тайный приказ большевикам вывезти Царскую Семью из Тобольска в Германию, скорее всего через Москву.

Объективные данные свидетельствуют о том, что немцы знали о подготовке вывоза Царской Семьи из Тобольска, но для них было полной неожиданностью, что она оказалась в Екатеринбурге.

Один из членов «Правого Центра», Д.Б. Нейдгарт, о котором мы будем еще говорить, свидетельствовал:

«Когда мы узнали об увозе Семьи, я снова был у Мирбаха и говорил с ним об этом. Он успокаивал меня общими фразами. На меня произвело впечатление, что остановка Царской Семьи в Екатеринбурге имела место помимо его воли. Исходило ли от него приказание о самом увозе Семьи из Тобольска в целях Ее спасения, я сказать не могу. Обещая мне сделать все возможное для улучшения положения Царской Семьи, граф Мирбах сказал мне приблизительно так: "Я не только от них (большевиков) потребовал, но и сопроводил требование угрозой"» (см. Россiйскiй Архивъ. с.265).

Следователь Соколов воспринимал эти слова Мирбаха как циничный ход покровителя большевистских палачей. Однако представляется, что для Мирбаха остановка Императора и его близких в Екатеринбурге действительно была полной неожиданностью.

Версия о том, что поспешный вывоз комиссаром Яковлевым Императора Николая II из Тобольска был связан с немецким на то указанием, более чем вероятна. Но это лишь половина подлинной цели миссии комиссара Яковлева.

Версия третья: Царская Семья могла быть вывезена немцами либо большевиками из Тобольска из-за угрозы захвата ее проантантовскими силами

Германцы и большевики опасались, что в случае победы в Сибири антибольшевистских сил Царь станет их знаменем. Царь, опираясь на помощь Антанты и казаков, поведет русскую рать на Москву освобождать святую столицу от иноземных захватчиков по примеру 1612 года, так как, несмотря на то, что официально в Москве регулярных германских частей не было, на самом деле они присутствовали переодетыми в красногвардейскую форму. Такие опасения, казалось, отчасти могли иметь для немцев основание. Так, Людендорф сообщал, что представители Антанты через французского посла Жозефа Нуланса ведут переговоры с русскими правыми кругами о восстановлении конституционной монархии. Неизвестно, откуда черпал свои сведения Людендорф, но сам Нулане в своих воспоминаниях ни слова не пишет ни о своих встречах с монархистами, ни о своем согласии на восстановление монархии. Нуланс, находясь во главе французской миссии в Вологде, действительно контактировал с русскими оппозиционными большевикам силами, но исключительно либеральными или антимонархическими. Он переписывался с бывшим председателем Государственной думы кадетом князем Трубецким, имел контакты с так называемым «Комитетом возрождения России», в руководстве которого состояли эсер Авксеньтьев, бывший министр внутренних дел Керенского, и эсер-террорист Борис Савинков. Однако Нуланс отказался встречаться с прибывшим в Вологду Авксеньтьевым и не выказал открытой поддержки в письме к Трубецкому. Ни о каком восстановлении монархии ни с первыми, ни со вторыми Нуланс речи не вел.

Правда, находясь в Вологде, французский посол имел в начале мая 1918 года встречу с сосланными Великими Князьями Николаем и Георгием Михайловичами. Кроме них в Вологде проживал еще также сосланный большевиками Великий Князь Дмитрий Константинович. Но из воспоминаний Нуланса не видно не только никаких намеков на возможность французской помощи в реставрации монархии, но и никакого стремления к возможной реставрации со стороны этих Романовых.

Французы и англичане действительно имели несколько встреч с представителями так называемого «Правого центра», якобы монархической организации, якобы ставившей своей целью спасение Царской Семьи и восстановление монархии в России. Среди членов «Правого центра» было много бывших кадетов и октябристов, которых в друзья монархии никак занести было нельзя. К тому же нам теперь известно, какую роль сыграла Антанта в свержении Императора Николая II. Зачем же ее правящим кругам было восстанавливать на престоле того Государя, которого они с таким трудом свергли? Тем не менее их контакты встревожили немцев, которые, по словам Г.З. Иоффе, боялись, что подобные контакты «в случае их успеха приведут к тому, что Германия вновь могла оказаться в состоянии войны на два фронта и утратить свои позиции на Востоке» (см. Иоффе Г.З. Крах Российской монархической контрреволюции. С. 124-125).

Однако вполне возможно, что большевики сознательно преувеличивали степень серьезности контактов «вождей» «Правого центра» с Антантой, чтобы заставить немцев ускорить перевоз Царской Семьи в подконтрольный им город. Точно так же вполне возможно, что и далее, когда Царская Семья была заточена в Ипатьевском доме, большевики продолжали пугать немцев имевшимися якобы у Антанты планами вернуть Царя на престол, теперь уже с целью смягчения германской реакции на предстоящее убийство Царской Семьи.

Принимая это во внимание, немцы вполне могли стремиться перевести Царя в подвластный большевикам, а значит и им. город. Таким городом могла быть Москва, столица большевизма. Но при ближайшем рассмотрении Москва не была для германцев таким уж выгодным местонахождением свергнутого Императора. Москва не была спокойна. Большая часть населения ненавидела большевиков: им не забыли ни поругание Кремля, ни сотни расстрелянных юнкеров, ни их жадное посягательство на чужую собственность, ни их откровенно прогерманскую политику. В случае всеобщего антибольшевистского восстания Царь или его сын в Москве делались еще более опасными, чем в Тобольске.

Еще более опасным было пребывание Царя в Москве для большевиков. Безусловно, большевики были ярыми врагами любой монархии, а православной тем более. Но большевистскую политику первых месяцев их пребывания у власти лишь с очень большой натяжкой можно назвать самостоятельной. Во всех главных вопросах она полностью зависела от позиции германского руководства. Эта зависимость определялась не тем, что большевики были немецкими «шпионами», они ими никогда не были, а сложившейся реальностью. Связав себя временным союзом с императорской Германией, полностью ей обязанные своим существованием на политической арене, большевики были вынуждены идти на поводу германского генштаба. В этих условиях, если бы от немцев поступил приказ о восстановлении монархии, большевикам пришлось бы на это пойти. В противном случае их просто бы смела германская военная машина. Тем более что, выполняя приказ немцев о восстановлении в России престола, большевики могли быть полностью уверены в своей безопасности. Приход же проантантовски настроенных сил грозил большевикам смертью, причем как в политическом, так и в физическом плане.

В связи с этим тем более неожиданно звучит мнение В. Александрова. что комиссар Яковлев был английским агентом!

«Нам кажется, — пишет он, — что Яковлев был замаскированным английским питоном. Чрезвычайный комиссар со специальной миссией, не был ли он также и канадским гражданином и подданным, возможно весьма верным, короля Георга V».

Далее Александров ссылается на английского журналиста Стандфорда, писавшего под псевдонимом Вильяма Ле Куека. который играл заметную роль в Интеллидженс Сервис. Этот журналист оставил после себя множество весьма сомнительных книг о России, в частности, «Трагическая Царица», в которой повторил всю собранную до него клевету на Государыню. Этот Стандфорд писал о неком английском агенте, который был внедрен английской разведкой в высшие большевистские структуры. Этот агент, по Стандфорду. прибыл в Россию из Канады, стал членом ВЦИКа, участвовал в брест-литовских переговорах, был замешан в убийстве графа Мирбаха эсерами в июле 1918 года. Следы этого агента теряются, как утверждает Стандфорд, несколько месяцев спустя после эсеровского мятежа во время боев на Волге. «Этот агент, — пишет Александров. — имеет много схожего с Яковлевым, это минимум, что мы можем сказать».

Однако, минимум, что можно сказать, это то, что Александров совершенно не знал жизни подлинного Яковлева-Мячина и выдавал за сенсацию вымыслы какого-то англичанина. Это не вызывает, впрочем, никакого удивления. Книга Александрова изобилует такими «открытиями», неточностями и нелепостями. Во-первых. Яковлев никогда не был в Канаде, он жил в Берлине, никогда не был членом ВЦИКа, а членом ВЧК. Во-вторых, почему вышеназванный «агент» является именно Яковлевым? Разве мало было у Советской власти людей, членов ВЦИка, живших заграницей и активно участвующих в политической жизни большевистского режима? Но главный вопрос, на который не дает ответа Александров: с какой целью английская разведка засылала своего агента в Тобольск? Ответа на этот вопрос нет и быть не может, так как вся эта «английская версия» построена на песке и, на наш взгляд, является не более чем журналистской лже-сенсацией Александрова. Другое дело, что Яковлев был человеком Свердлова, а связи Свердлова были окутаны мраком.

Еще об одной косвенной попытке со стороны Антанты спасти Царскую Семью можно прочитать у американского историка Г. Кинга, Он пишет, что весной 1918 года норвежский предприниматель Джонсон Лайд, получивший в 1913 году по указу Императора Николая II почетное гражданство за создание Сибирской судоходной и промышленной компании, выполняя поручение английской разведки, составил план действий по вызволению Царской Семьи из рук большевиков. Лайд предложит направить корабль «для того, чтобы вырвать Царскую Семью из Тобольска, в Карское море, где ее будет ждать торпедоносец британского ВМФ». Король Георг V якобы одобрил этот план, но встретил активное противодействие со стороны премьер-министра Ллойд Джорджа (см.Кинг Г. Александра Федоровна. Биография. М., 2000).

Из приведенного выше отрывка совершенно непонятно, каким образом англичане собирались освобождать Царскую Семью из губернаторского дома, как собирались доставить ее на корабль и беспрепятственно довести до Карского моря? Вся эта попытка, если она действительно имела место, похожа на очередной «мыльный пузырь» благих пожеланий, а не на реальную операцию.

На такой же «мыльный пузырь» похож и план короля Георга V, о котором писал его сын, несостоявшийся король Эдуард VIII, герцог Виндзорский. Вообще, переживания английского короля очень напоминают «муки совести» Вильгельма II по поводу его «бессилия» спасти «кузена Ники» и «принцесс германской крови».

При детальном рассмотрении не возможно найти ни одного точного доказательства в подтверждение того, что Антанта собиралась восстанавливать в России монархию, тем более свергнутого ею же Николая II или его сына, а также попыток спасти Царскую Семью. Русские же ставленники Антанты — и руководители Комуча, и впоследствии адмирал Колчак, относились либо откровенно враждебно к какой-либо реставрации монархии, либо, на словах высказывая симпатию к монархии как форме правления в России, тут же уверяли в невозможности ее реставрации. Главной причиной такого отношения к монархии со стороны белых была именно антимонархическая установка Антанты.

Генерал-лейтенант К.В. Сахаров, близкий соратник адмирала Колчака, приводит такой с ним разговор:

«— Не может Русский народ, — продолжал адмирал, -— остановиться ни на ком, не удовлетвориться никем.
— Как вы представляете себе, Ваше Высокопревосходительство, будущее?
— Так же, как и каждый честный русский. Вы же знаете не хуже меня настроения армии и народа. Это — сплошная тоска по старой, прежней России, тоска и стыд за то, что с ней сделали. В России возможна жизнь государства, порядок и законность только на таких основаниях, которых желает весь народ, его массы. А все слои русского народа, начиная с крестьян, думают только о восстановлении монархии, о призвании на престол своего народного Вождя — законного Царя. Только это движение имеет успех.
— Так почему же не объявить теперь же о том, что Омское правительство понимает народные желания и пойдет этим путем?
Адмирал саркастически рассмеялся.
— А что скажут наши иностранцы, союзники? Что скажут наши министры?

Верховный правитель развил мне свою мысль, что необходимо идти путем компромиссов, и он, местами противореча сам себе, защищал точку зрения, что временное соглашение с эсерами найти нужно, так как их поддерживают все союзные армии».(см. Сахаров К.В., генерал-лейтенант. Белая Сибирь. Внутренняя война 1918-1920. Мюнхен, 1933).

Тот же смысл слышится и в словах чешского генерала Гайды:

«Русский народ совсем не может иметь теперь, немедленно, парламентаризма. Я в этом убедился, пройдя всю Россию и Сибирь до конца. И от революций все устали, хотят только порядка. По моему мнению, России нужна только монархия и хорошая демократическая конституция. Но теперь нельзя. Надо скорее военную диктатуру. Я поддержу своими полками, если найдется русский генерал, который возьмет власть па себя».

Наиболее откровенно демократический характер режима Колчака раскрыл глава «Архангельского правительства», эсер Н.В. Чайковский. В 1919 году он был вызван в Версаль на конференцию «держав-победительниц», где у него 9 мая состоялся разговор, весьма напоминавший допрос, с президентом США Вильсоном и премьер-министром Англии Ллойд Джорджем. Речь шла о правительстве Колчака. Чайковский сказал:

«Я знаю, кто поддерживает Колчака: как я вам уже сказал, это — демократические силы».

Слова народника, эсера и масона Чайковского, которому, безусловно, доверяли правители Антанты, не были пустым звуком: он знал, что говорил. Он знал, что Антанта больше всего на свете боится реставрации «старого режима» и хочет быть полностью уверенной в своей ставке на Колчака. Поэтому говорить о каком-либо монархизме Антанты и самого Колчака просто не приходится.

Франция и Англия хотели видеть во главе России своего ставленника типа Колчака, полностью ей подконтрольного, а не помазанного Богом Царя, перед которым, кстати, пришлось бы держать ответ за февраль 1917 года. Антанта отлично понимала, что Николай II не будет ей подконтролен точно так же, как не будет он подконтролен и немцам.

Большевики это прекрасно знали, как знали это и немцы. Тем более что, вывозя Царя в Екатеринбург, они не снимали опасности его захвата со стороны Антанты, так как расстояние между Тобольском и Екатеринбургом не столь большое и быстро преодолеваемое в случае стремительного наступления. Если бы германское правительство стремилось обезопасить себя от захвата Царя Антантой, то лучшего места, чем какой-нибудь германский Ингольштадт или Кенигсберг, найти было невозможно.

Учитывая все вышеизложенное, версию о вывозе Царской Семьи из Тобольска из-за опасения ее захвата Антантой можно считать несостоятельной.

Версия четвертая: угроза освобождения Царской Семьи монархистами

Но, может быть, вывоз Императора Николая II и его Семьи был обусловлен тем, что большевики всерьез опасались их освобождения со стороны русских монархистов?

Как утверждают в своих воспоминаниях некоторые политические деятели, именующие себя русскими монархистами, ими было предпринято несколько попыток спасти Царскую Семью. На эту тему имеется множество книг, публикаций и расследований. Здесь же нет возможности подробно останавливаться на этой теме. Так что не будем рассуждать о том, был ли зять Распутина Б.Н. Соловьев, большевистским провокатором или не был, не будем подробно описывать все настоящие и мнимые попытки освободить Царскую Семью.

Нас интересует два вопроса: 1) были ли предприняты со стороны русских монархистов реальные попытки освободить Царскую Семью и 2) могли ли эти попытки привести к вывозу Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург?

Для того, чтобы ответить на эти вопросы, надо посмотреть, какие монархические силы могли бы организовать вызволение из плена Царской Семьи и какие действия они для этого предпринимали или не предпринимали.

Февральский переворот, совершенный кучкой заговорщиков, конечно, не мог быть воспринят в широкой массе русского народа как событие законное и желанное. В отличие от истеричной «пьяной» радости Петрограда, Россия в феврале 1917 года хранила глубокое молчание. Все последующие сочинения советской официальной историографии, что «крестьянство никак не отреагировало» на свержение Царя, а значит приветствовало это свержение, традиционно лживы. После февраля 1917 года деревня и большая часть солдатской массы находились в состоянии глубокого шока. Несмотря на то, что народ смертельно устал от войны, что он был постоянно соблазняем различными радетелями за его, народа, счастье, тем не менее для огромной массы простого русского народа имя Царское было свято.

Известие о том, что Царя больше нет, повергло простой люд в совершенное смятение. Чувство того, что народ опять обманули, не покидало людей. «Как же так, не спросясь народа, Помазанника Божия свергли?» — недоумевал один крестьянин. Когда-то Достоевский сказал: «Если Бога нет, то все позволено». Перефразируя его слова в применении к февралю 1917 года, можно сказать, что народ пришел к выводу, что если Царя нет, то все позволено. Появилась возможность брать землю. Начались грабежи в деревне, поджоги усадеб, дезертирство с фронта, убийства офицеров и так далее, но все равно, народ в глубине своего сердца знал, что все это неправильно, не по-Божески.

Постепенно и в городах наступало прозрение. Чем дальше уходили в прошлое дни «великой бескровной», чем дольше пребывало у власти болтливое Временное правительство, которое много обещало и ничего не выполняло, чем стремительнее ухудшался уровень жизни, чем больше росла преступность, чем сильнее становились анархия и полная безответственность властей, чем меньше ценилась человеческая жизнь, тем больше люди самых разных взглядов и убеждений, многие из которых ждали и славили революцию, начинали прозревать. Так, знаменитый либерал, кадет П.Б. Струве, столь много сделавший для революции, летом 1918 года открыто сыпал проклятия на головы Львова и Керенского. И когда ему напоминали о его оптимизме в первые послефевральские дни, он отвечал злой репликой: «Дурак был!»

Простой народ выражался в том же духе. «Я всегда был дачек от политики, — говорил один рабочий, — но скажу откровенно, что при Николае II жилось спокойно, справедливее, устойчивее. Берите назад вашу свободу с революцией! Нам лучше жилосъ прежде, без свободы и без товарищей!»

Летом 1917 года в Петрограде и в Москве состоялись манифестации с портретами Наследника Цесаревича Великого Князя Алексея Николаевича и Великого Князя Михаила Александровича.

Но все же говорить, что монархическое чувство охватывало весь народ, нельзя.

Долгие годы пропаганды врагов монархии, неразрешенность многих социальных проблем, кровавая война, стремление крестьян к легкому разрешению земельного вопроса путем простого передела, наконец, вакханалия февральских дней сделали свое дело. В народе произошло расслоение, которое самым пагубным образом влияло на народное монархическое самосознание. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что если бы в 1917 году простому народу предоставили выбор между республикой Керенского и Милюкова, совдепией Ленина и Троцкого или Православной Монархией, то народ в своем подавляющем большинстве выбрал бы последнюю. И дело здесь не в том, что народ был осознанно за монархическую форму правления (он в своей массе даже не знал, что такое «форма правления»), а в том, что народ не умел и не хотел жить по-иному, кроме как под властью Православного Царя. То есть самодержавие являлось формой русской демократии, насильственно уничтоженной в феврале 1917 года.

Но эта русская демократия, самодержавие, предполагала неучастие народа в активной политической жизни страны. То есть народ сознательно устранялся, говоря словами Пушкина, «от сладкой участи оспаривать налоги или мешать царям друг с другом воевать», ибо ему были дороги иные права и иная свобода. Русский народ, осознанно и неосознанно, считал своим главным делом — «дело Божье», а не дело мирское. Говоря сегодняшним языком, русский народ всегда был верен своей исторической миссии, которая заключалась в спасении России на Страшном Суде, в стремлении жить по Христу и со Христом. «Святая Русь» была для народа не отвлеченным поэтическим названием, а руководством к действию. В этой связи понятия политической и личной свободы, столь важные для Запада, отходили у русского народа на второй план. Царствовать — было делом Царя, народ мог ему только в этом помогать, исполняя его волю. «За народом мнение, за Царем — решение» — эта поговорка как нельзя лучше отражает суть русского народного восприятия.

Материалистическое, схоластическое представление о народе как только об особой социальной и этнической группе является поверхностным и крайне упрощенным представлением. Любой народ, а в данном случае Русский Народ, есть понятие не только этническое, религиозное и культурное. Народ представляет собой единый человеческий организм, и как в любом человеческом организме есть, согласно Православию, тело, душа и дух, то и народ имеет материальные и духовные свойства. У каждого народа есть свой взгляд на добро и зло, свое представление о правде и чести, об окружающем мире и отношении к нему. У народа есть совесть, то есть возможность общаться с Богом и слышать Его внутренний глас в самом себе. И эта народная совесть играет в жизни нации не меньшую роль, чем все остальные материальные и культурные свойства.

Когда же в народе по тем или иным причинам голос совести заглушается, то народ становится бессовестным. что в конце концов приводит его к перерождению и к гибели.

Для того чтобы подняться на защиту Царя и Родины, народ должен был услышать призыв самого Царя.

Так было в 1812 году, когда манифест Императора Александра I призвал всю Русь восстать против «нашествия иноплеменных», так было и в 1905 году, когда Император Николай II в годину тяжкой и кровавой смуты обратился к народу с простыми и ясными словами: «Помогшие мне, русские люди, одолеть крамолу!» Всякий раз Народ Русский, слыша глас Царский, призывающий его подняться на защиту православного царства, считал своим долгом на этот глас откликнуться. И всякий раз эта духовная смычка Царя и Народа спасала Россию от бед.

Но в феврале 1917 года не стало Царя, Причем не только конкретного Царя Николая Александровича, но и вообще — русского природного Царя. Народ, в основном крестьянский народ, пребывал в полной растерянности. В сознании народа это противоестественное состояние должно было скоро кончиться, и истинный Царь должен был вновь воцариться на престоле.

Вопреки революционной и большевистской лжи о равнодушии крестьянства в отношении судьбы свергнутого Государя, крестьяне в своей основной массе ждали возвращения Царя и сочувствовали ему. Примеров этому мы увидим множество. Но, испытывая сочувствие к свергнутому Царю, народ ждал, что его призовут «господа», и вот тогда-то народ поддержит их со всей силой.

Князь Н.Д. Жевахов вспоминал, что во время Февральской революции он разговорился с двумя революционными солдатами, которые на поверку оказались простыми русскими крестьянами, верующими в Бога и любящими Царя. На вопрос этих солдат, что же им теперь делать, Жевахов отвечал:

«Идите в Думу и требуйте назад Царя, ибо без Царя не будет порядка, и враги передавят нас».

Реплика одного из солдат на эти слова Жевахова чрезвычайно показательна:

«Оно-то так, — сказал солдат, — да как бы ним зацепиться за кого-нибудь старшего, кто, значит повел бы нас; а мы хоть и сейчас пойдем вызволять Царя и прогоним нечисую силу». (см. Жевахов Н.Д., киизь, товарищ обер-прокурора Св. Синода. Воспоминания. Т.1. М., 1993).

В этой связи весьма показательно и то разочарование, с каким крестьянский люд встретил Белую армию в 1918-19 годах.

Генерал Сахаров вспоминал:

«Встала русская земля. За что же готовы они отдать свою кровь, сложить свои головы, пожертвовать своими семьями? Не за партии, не за дешевые лозунги социалистов идут они в смертный бой с интернационалом. Нет, не за это несут они великие жертвы свои. Послушайте, что говорят эти казаки-крестьяне в своих семьях и на своих сходах: "Надо кончать с этим делом. Как разрушили нашу землю! А все от того, что Царя им не надо стаю. Вишь, сами власти захотели. Всех врагов Царских истребить надобно. " <...>

Сильно была распространена в народе версия, что белая армия идет со священниками в полном облачении, с хоругвями и поют «Христос Воскресе». Эта легенда распространялась в глубь России: спустя два месяца ее нам рассказывали пробиравшиеся через красный фронт на нашу сторону из Заволжья: народ там радостно крестился, вздыхал и просветленным взором смотрел на восток, откуда в его мечтах шла улсе его родная, близкая Русь.
Спустя пять недель, когда я прибыл на фронт, мне передавали свои думы крестьяне при объезде мною наших боевых частей западнее Уфы:

-— Вишь ты Ваше Превосходительство, какое дело вышло, незадача. А то ведь народ совсем размечтался, конец мукам, думали. Слышим, с белой армией сам Михаил Ляксаидрыч идет, снова Царем объявился, всех милует, землю дарит. Ну, народ православный и ожил, осмелел, значит, комиссаров далее избивать стали. Все ждали, вот наши придут, потерпеть немного осталось. А на поверку-то вышло не то».

Именно этим чувством, что «вышло не то», и объясняется главная причина народной пассивности. Если «господа» не шли под знаменем Царя, не подымали его стяга, не стремились видеть его на престоле, то народ не знал, что ему и думать. В народе началось расслоение: кто поддался красной агитации и пошел с большевиками, кто — белой и пошел с генералами, хотя и тех и других в душе своей народ почитал за узурпаторов. Отношение же к свергнутому Императору и его Семье в народе было либо сочувственным, либо внешне равнодушным, либо яростно отрицательным, но все эти чувства скрывали общую народную растерянность. Не в силах объяснить и понять происшедшее, народ начинал искать выход из этого состояния и зачастую находил его в той или иной идеологии или той или иной личности, вера в которых делала жизнь этого народа хоть немного осмысленной. Народ искал то, что могло ему заменить Царя. (В этом, безусловно, кроется тайна феномена Сталина, когда народ воплотил свои чаяния и надежды на лучшую жизнь в этом человеке.) Русский Народ не нашел в себе силы самому встать на защиту своего Царя, его совесть все больше смирялась с пленением Царя. Так Русский Народ все больше и больше подпадал под анафему 1613 года, которой подвергался всякий, кто отступит или предаст Дом Романовых.

Таким образом, мощных стихийных народных выступлений в защиту Царя не было, так как, с одной стороны, не было ни одной организующей народ силы, способной его поднять под царским знаменем, а с другой, — совесть народная все больше смирялась с отсутствием и пленением Царя. Поэтому ни для большевиков, ни для немцев народные выступления не представляли опасности (в смысле их возможности освободить Царскую Семью) до тех пор, пока у этих выступлений не появился бы вождь. Но вождя, который бы открыто призывал народ подняться за восстановление на престоле Императора Николая Александровича, ни в 1917, ни в 1918 годах не было.

Исходя из этого, нельзя не придти к выводу, что вызволить Царскую Семью из плена можно было только с помощью организованного похищения, которому предшествовала бы тщательная подготовка, проводимая в полной конспирации.

Известны следующие такие попытки: действия группы .Е. Маркова; действия "кружка А.А. Вырубовой"; действия "Военной организации", штабс-капитана К. Соколова и митрополита Камчатского Нестора (Анисимова); действия "Правого Центра"; действия капитана Малиновского.

Разбирать их все подробно не имеет смысла. Разве что привести цитату из письма Мирбаха, в которой он оценивал способности русских монархистов:

«Уж очень они бестолковые, ненадежные и равнодушные люди и, в общем, стремятся к тому, чтобы с нашей помощью восстановить свои старые, обеспеченные условия существования и личные удобства» (см. Вопросы истории. М., 1971. №9).

Подводя итог, можно сделать следующие выводы.

  • В России не было ни одной серьезной конспиративной организации, способной освободить Царскую Семью.
  • Ни одна из существующих монархических организаций не ставила перед собой всерьез задачи освободить Царскую Семью.
  • Вся деятельность этих организаций в той или иной степени контролировалась большевиками или какими-то силами, сотрудничавшими с большевиками.
  • Деятельность этих монархических организаций ни в коей мере не была опасна большевикам, а значит, не могла быть причиной поспешного вывоза ими Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург.

Продолжение темы: Миссия комиссара Яковлева.

Источник — https://traditio.wiki/w/index.php?title=Текст:Claire_de_Lune:Попытки_освободить_Царскую_Семью:_миф_или_реальность%3F&oldid=698752