а | б | в | г | д | е | ж | з | и | й | к | л | м | н | о | п | р | с | т | у | ф | х | ц | ч | ш | щ | ы | э | ю | я

ЗАВИСТЬ. Люди думают, что завидуют вещам, которые есть у других, или их деньгам, возможностям, физической силе и красоте, связям и долгой жизни. На самом деле завидовать вещам абсурдно, и никто этого не делает. Желание обладать той или иной вещью (пусть даже имеющейся у другого) либо не имеет отношения к зависти, либо вторично: это лишь рационализация зависти, попытки объяснить и оправдать её в собственных или чужих глазах.
Завидуют только людям. Предмет зависти – не "что", а "кто", не "его", а "он". Завидуют всё время только одному: счастью обладателя. Человек, обладающий дакшиной и демонстирирующий это любым способом (от эстетизма до наглости и хамства) вызывает зависть. (При этом сам по себе эстетизм или наглость смешны и нелепы, и в тех случаях, когда это всего лишь поза, люди это живо чувствуют.)
В этом смысле зависть – такое же желание "отобрать", как и ненависть.
[Впоследствии Пелевин написал про "анальные импульсы" – куда убедительнее. Оставляю этот фрагмент – как и многие другие – "ради некоей внутренней связности".]

ЗАКОННОСТЬ. Не так важно, насколько хороши законы, как важно, насколько хорошо граждане умеют пользоваться законами. Разумеется, несовершенным и запутанным законодательством пользоваться труднее, и в этом смысле (но только в этом!) его совершенствование имеет смысл. Но если законами не умеют (не хотят или не могут) пользоваться - можно спокойно плюнуть на них слюной.
Кстати, в ситуации, когда этого не умеют делать граждане, этого же, как правило, не умеют делать и власти. Что и неудивительно: власть составляет часть общества, хочет она того или нет.

 

ЗАЛУПЕЖЬЕ. Правильное название "стран ближнего зарубежья", которые залупились ("обрели суверенитет") в конце перестройки. Прилагательное "залупежий" применимо к любым актам или действиям, исходящим из залупежья. "Тусовка залупежая" – сборище глав государств СНГ.

ЗАПАД. Демократы (что нынешние, что прежние) вовсе не хотят "построить в России настоящий Запад".
Разумеется, они так говорят и даже так думают, но они не этого хотят.
"Строить" что-либо они не могут и не умеют. Да и с чего бы? Нет, они хотят просто разрушить в России все незападное. То, что после этого "ничего не останется", их не пугает. Они в это не верят. "Есть же здесь что-то западное, вот хотя бы мы? Значит, оно и останется. А из него что-нибудь само вырастет".
Именно в силу подобного образа мыслей они являются естественными разрушителями России. Новодворская просто хорошо это осознала. Она это и выражает в своих писаниях.
При этом им совершенно неважно, что именно будет разрушать все незападное. Для этого подходят даже чеченцы. Да почему бы и нет?

ЗАПАД. Для Запада не существует жёсткого (наивного, как они думают) противопоставления "видимость/реальность". Это не в большей мере противоположности, нежели "ноль и единица".
Реальность для них – только разновидность видимости, её нулевой уровень. Отсюда и "постмодернизм".

ЗАПАД. Западу сейчас удалось самое главное: убедить весь остальной мир в том, что
а) все деньги и прочие блага находятся на Западе, и сделать что-то "самим" - идея совершенно безнадёжная;
б) все, кто этих благ не имеет - дерьмо, и должны это признать.
Что можно делать с людьми, которых в этом убедили? Да абсолютно всё что угодно. Они сами всё с собой сделают, включая массовый суицид, лишь бы им ссудили денег на верёвочку.
Их даже не нужно "покупать", в смысле "давать денег". Они всегда будут ластиться к тому, у кого они есть - и чем меньше им денег дадут, тем больше они будут ластиться. Западу уже почти не нужно маневрировать, "покупать лояльность", и так далее. Во всяком случае, теперь это всё стоит куда дешевле.
"Третий мир" (во главе с остатками "второго"), наконец, достаточно опустился, чтобы бескорыстно (то есть не требуя и даже не ожидая немедленной награды) служить богатым и сильным, вылизывать любую жопу, если она достаточно раскормленная - да ещё и драться за место в очереди на лизание жопы. Потому что первым в очереди пока всё ещё что-то перепадает. "А потом и этого не будет".
Я, кстати, всё это нисколько не осуждаю. То есть мне это не нравится, да. Но ведь, откровенно говоря, для обеих сторон это самое что ни на есть "рациональное поведение". А возмущаться тем, что человек есть "рациональное животное", как-то глупо.

ЗАПАД. Наша беда в том, что мы постоянно пытаемся стать западными людьми. Но "западным человеком" нельзя быть – они сами не являются тем, что мы называем "западные люди". Это просто невозможно.
"Западным человеком" можно только казаться.
Это совокупность ролей, которые можно изображать, которые никак не совместимы друг с другом (что очень важно!) и которые лишь "статистически" воспроизводят этот манящий образ.

ЗАПАД. Понимаемый метафизически – место, куда (а также на что) западает сущее. Поскольку сущее падает в пасть, то Запад – это другое название Брега Зевов. Как таковой, Запад жаден и бережет в себе пожратое. Поэтому в большинстве мифов считается, что он таит в себе несметные жадные клады и богатства.

ЗАПАДНИЧЕСТВО. Знатноизряднопорядочный чеченозащитник Сергей Адамович Ковалёв распинается:

Запад труслив, лицемерен, недальновиден и вжился в традиционную политику так, что не мыслит себе никаких шагов помимо нее. Их знамя — реальная политика. А это значит — двойные стандарты, политическая целесообразность и так далее. Они разыгрывают политические комбинации, это для них привычное дело. Они в свое время провозгласили незыблемые принципы права — это чисто западная, чисто европейская заслуга, это результат развития европейской христианской культуры, — но и все на этом. В некотором смысле мы ведь большие западники, чем Запад.
— В каком?
— В таком, что многие из нас всерьез относятся к их концепции, а они руководствуются ею всего лишь в меру возможного.

Как хорошо и точно сказано.
Господи! Вразуми наш несчастный народ, и в особенности ту его часть, которая полагает себя "мыслящей".
Объясни ты ей, что надо, наконец, становится европейцами - то есть, прежде всего, не относиться серьёзно к европейским теориям, а во всём руководствоваться Realpolitik.
И, наконец, понять, что европейские гуманные теории тоже есть составная часть Realpolitik. Поскольку они применяются исключительно в целях морально-правового прикрытия.
 

ЗАПРЕТЫ. Есть вещи, которые можно (и нужно) запрещать или всем - или никому. И иногда получается так, что надо запрещать "всем".
Это как с протекционизмом. Скажем, нужно поддержать отечественный автопром. И начинаются такие примерно разговоры:

Либерал, высовываясь из "Мерса", гневно: Вот вы, господин такой-то, протекционист. И проповедуете тут, что "мерсы" и "вольвы", беспошлинно ввозимые, подрывают российский автопром. Так выметайтесь сами первый из своей "Ауди"!
Протекционист (осторожно приоткрывая дверцу "Ауди"): Господин-товарищ уважаемый! Таки я же не о том. Я всего лишь говорю, что они таки подрывают. И что ежели хорошие ихние машины беспошлинно ввозить, загнётся наша хилая лошадка, да. Вот и всё, что я говорю.
Либерал: Ну и пусть загибается. Чем плохо-то?
Протекционист: Так ведь, эта, тогда у нас автомобилей больше никогда не будет. Ни хороших, ни плохих. Никаких не будет.
Либерал: Что вы заладили - не будет, не будет? Ну и чёрт с ними! Если у нас кривые руки, и мы не умеем делать хорошие автомобили, так неча и пыжиться.
Протекционист: Прошу всячески извинить меня, простеца, но ведь мы сейчас ничего не умеем делать так, чтобы где-нибудь кто-нибудь да не делал того же лучше нашего. Так что ж, ничего не производить?
Либерал, раздражённо: Опять заладили - "производство, производство"! Это у вас производственный фетишизм. Всё можно купить у тех, кто производит лучше.
Протекционист (недоумённо): Так ведь если ничего не производить, то, значицца, придётся всё покупать? А на что? Чтобы купить что-нибудь нужное, надо продать что-нибудь ненужное. А для этого надо его или руками сделать, или из земли выкопать. А по вашему получается, что руками мы того... Значицца, того? Будем жить, пока нефтянка не загнулась? А потом подыхать получается? Вам-то хорошо, вы, эта, в городе Уошингтоне обретаетесь, а нам тут жить...
Либерал, ещё более раздражённо: Мы отвлеклись. Выметайтесь из "Ауди"!
Протекционист (твёрдо): Только вместе со всеми. Один я на "Жигуле" ездить не стану.
Либерал, торжествующе: Вот я и говорю! Вы, протекционисты, пытаетесь навязать обществу то, чего оно не хочет. Следовательно, вы - враги общества.
Протекционист (несколько более уверенно): Не обязательно же враги. Люди вообще много чего не хотят делать добровольно. Но ведь оно всё равно должно делаться, правда? Ну вот хотя бы - живёт человек, который не хочет и не любит вставать по утрам. И сам ни за что не встанет. И, зная за собой такое дело, говорит слуге: растолкай меня утром, как хочешь растолкай, только подыми. И слуга его будит и расталкивает, а тот упирается и не хочет вставать, и ещё кроет бедолагу последними словами. И что делать слуге? Повернуться и уйти? А хозяин проспит важную встречу. И вечером слугу уволит. Так?
Либерал: Если вы такие сознательные, начните с себя. Выметайтесь из "Ауди"!
Протекционист: Нет, только вместе со всеми. Понимаете, есть вещи, которые имеет смысл делать или всем - или никому. Вот, к примеру, иномарки эти самые. Иномарка сейчас - статусный символ. Ведь у нас как? Кто ездит на "жигуле", тот ведь вообще не человек, да. И никакое количество людей, с иномарок на жигуль добровольно пересевших, дела не изменят. Это ж символ, понимаете? И для успешного его поборания нужно, чтобы он стал в принципе недоступен. На жигуль должны пересесть все, включая президента - иначе никак. А до того времени буду кататься на "Ауди".
Либерал: Это может быть сделано только тоталитарными методами.
Протекционист: Ну... в общем, да.
Либерал: С такими я вообще не разговариваю. (Хлопает дверью "Мерседеса" и укатывает в голубую даль.)

ЗАСТОЙ. Почему все верили в вечность брежневского "застоя"? Потому что он очень хорошо соответствовал русскому восприятию мира вообще:
– мы как-то живы;
– всё плохо;
– делать ничего не надо (и бессмысленно, и не хочется).
Поскольку застой был чем-то именно таким, его воспринимали как "нормальное состояние дел" (не забудем, в России "нормальное" = "плохое и нелепое", "хотели как лучше, получилось как всегда").

ЗЕРКАЛО. Вячеслав Иванов, интерпретируя миф о Дионисе, особое внимание уделяет зеркалу, которое титаны подносят младенцу. Отражаясь в нём, целостный образ Диониса расточается, фрагментируется, тем самым уничтожая оригинал.

Идея весьма странная. Интересно, что Лакан в своей теории "зеркальной стадии" предполагает прямо обратное: ребёнок рождается "фрагментированным", некоей кучей частей, состоящей из "ручек-ножек-животика-головёнки", не способной управлять своим телом как чем-то единым, и даже не воспринимающей его в как целое. Наблюдая за своим отражением в зеркале, ребёнок познаёт себя как телесную целостность, и научается подражать этой целостности, координируя свои восприятия.
Т.е. Цымбурский в том старом выступлении был всё-таки прав: В.И. находился в каком-то странном, "зеркальном" отношении к фрейдизму.

ЗНАКИ. Никакой "незнаковой" деятельности просто не бывает.
Все наши действия - это операции над знаками, и только над знаками. Кувалда, лопата, циркуль - это тоже знаки, такие же, как "числа и буквы". Мы оперируем ими так же, как словами и числами.
В этом смысле речь - прообраз всякого труда. Труд - это "речь на материальном плане".

ЗЛО. Во всяком злом действии есть что-то бессознательное. Всякое зло в той или иной мере ведёт к потере ума и сознания. Платон говорил, что никто не делает зла добровольно: всякое злое дело можно назвать "добровольным" только в каком-то несобственном смысле слова. Само слово "добровольно" указывает на то, куда по сути своей направлена свобода. "Добровольное зло" – это оксюморон. "Своевольное" – тогда уж (хотя, заметим, на этот раз слово несёт в себе явно отрицательные черты).
К тому же "своеволие" – это не "добровольность": если чего-то захотелось именно вот конкретно тебе, это ещё не означает, что сие было проявлением твоей "свободы воли". Своевольные люди как раз всё время оказываются наиболее зависимыми в своих желаниях – от других людей, от инстинктивных импульсов, и уж, конечно, от зла – от самого Зла непосредственно. С большой-пребольшой буквы.

ЗЛО. Два главных проявления зла – насилие и паразитизм – являются отрицанием двух основных дел: действия и рождения. Действию (созданию) противостоит разрушение, а рождению – истощение.
Недолжное разрушение – это насилие. Недолжное истощение (высасывание ресурсов) – это паразитизм.

ЗЛО. Для современных русских образ "мирового зла" и образ "мы" совпадает: "мы плохие", "мы не можем", "мы всем мешаем". "мы сами себе мешаем".

ЗЛО. Если русскому плюнуть в лицо, ударить, или вообще как-нибудь обидеть, он тут же начинает мучительно размышлять, чем же он это заслужил и за что его наказали. Интересно, что любую обиду он воспринимает именно как наказание. Если в ходе долгих размышлений он ничего за собой не находит, он страшно обижается на то, что его наказали зря, и ищет, кому бы пожаловаться на такую несправедливость.
Но, как правило, что-нибудь да всегда найдется.
Поэтому любого, кто делает нам зло, мы априори считаем правым. "Значит, было за что".

ЗЛО. Зло достаточно бывает выбрать всего разок – или вообще не выбирать, просто положиться на складывающиеся обстоятельства.
Благо, напротив, приходится выбирать не раз и не два, а всё время, пока ты пытаешься ему следовать.
Поскольку благо – это свобода от зла, приходится всё время освобождаться от зла. В конечном итоге, зло вообще не "выбирают" – оно "и так есть", тут и выбирать-то нечего. Благо, напротив, и есть этот самый "выбор".
Под "выбором" не имеется в виду нечто "демократическое" (как, скажем, при выборах в парламент). При демократических выборах уже имеется то, между чем и чем ты выбираешь. А в случае выбора между благом и злом приходится выбирать между чем-то очевидным (то есть злом) и в силу этого незаметным – и свободой от него, что бывает совсем неочевидно.
Неприятная ситуация; но жизнь вообще вся – неприятная ситуация.

ЗЛО. Мировоззрения Зла основано на предположении конечности мира. Если мы где-то полагаем границу мира) рост твоих сил и ума эквивалентны ослаблению сил и ума всех остальных. А поскольку последнего достичь кажется легче (ломать – не строить, и нагадить легче чем сделать благо, пусть даже себе самому), то существо склоняется ко злу. Поскольку зло выражается в причинении вреда другим (в идеале – небытии их), постольку считающий мир конечным желает уничтожения всех населяющих этот мир (в пределах его границ) или их ослабления.
Только признание бесконечности мира приводит к "норме" – то есть желанию блага себе, а не вреда другим, и, главное, признания, что первого нельзя достичь путём второго.
Но неспособность человеческого ума мыслить актуально бесконечное наводит на мысль, что зло – логическая необходимость для нас. Мы злы, поскольку ум не может помыслить бесконечность.

ЗЛО. Необходимо начать с поисков зла. С чем мы никогда не сможем смириться? Что мы должны вытеснить из мира? Это и есть "предназначение". С этого надо начинать.
Любые опыты осмысления зла бесконечно полезнее, чем дурацкие поиски "ценностей". Ценность ценна только тем, что она загораживает собой какое-то зло. Например, ясно, что евреи – это специально русская проблема. Запад явно ей не занимается. Даже хуже – он сдался евреям целиком и полностью, и при том неплохо себя чувствует.
Дурь как таковая – тоже "наше дело". Не в том суть, что мы глупы – как раз нет, но дурь является для нас чем-то нетерпимым, её невозможно просто игнорировать, как делают на Западе. Там можно построить цивилизацию на основании ограниченного ума и подчинить ум разного рода дури. Здесь это нельзя – то есть выходит нестерпимо гадко.

ЗЛО. Самое главное для человека – понять, что ВСЕ МЫ В РАБСТВЕ У ЗЛА.
Собственно, именно с этого начинается понимание всего остального. "Как всё устроено".
Другое дело, что современному человеку нечем это понять. "Новое вино не вливают в старые мехи". А если понимать просто нечем – что тут объяснять? и как? да и зачем?

ЗНАК. Единственное, чем должен обладать знак – упорядоченностью. Знак "симметричен", а это значит – не хаотичен. Только хаос не может ничего "значить". Любая упорядоченная структура может стать знаком, если сделает своей частью некий смысл, "свяжется" с ним.

ЗНАК. Знак нечто "значит". Но "значение" – это (всего-навсего) отложенное действие. То есть природа знака такова: в общем-то, он должен сразу вызывать действие (как условный рефлекс) при предъявлении. Как звонок для собаки, которая начинает выделять слюну. Но человек реагирует на знак не непосредственно действием. Он удерживается от действия и тем самым "понимает", какое именно действие имеется в виду ("обозначается") знаком. Он не сразу бросается к кормушке, а прислушивается к собственным ощущениям и говорит себе: ага, это вызывает у меня слюноотделение, голод, и это "обозначает" еду. Человек наблюдает свои действия, и через это усваивает идею "значения". Возможно, здесь играет роль тот факт, что человек иногда не может совершить то действие, на которое толкает знак.
[Тогда длительный период беспомощности ребенка играет определённую роль в становлении ума.]

ЗНАНИЕ. Всякая власть нуждается в знании, как править, и чем отвечать на выпады и атаки. Знание как система в конце концов уже само становится властью. Оно уже само определяет наиболее "удобные себе" типы власти (то есть те, которым проще всего пользоваться данной системой знаний), и так далее. В конкуренции систем знаний побеждает самая разветвлённая и систематичная. (В этом отношении действительно проиграл не СССР, а марксизм-ленинизм, и проиграл из-за действий самих партократов, ибо не развивался в сторону "знания власти"). Побеждает "знать как". Побеждает метод. Метод и есть победа.

ЗНАНИЕ. Всякое знание (то есть "интерпретирующие схемы") является ни чем иным, как языком. Оно является "знанием" только по отношению к уже имеющемуся естественному языку человека. Например, жаргон (групповой или профессиональный) может выглядеть как язык – когда на нём общаются свои, и как "знание" – когда, скажем, панк или хипок красуются перед непосвящённым и цедит: "Ты чё, не въезжаешь, да?".
Но любое знание – это профессиональный жаргон. В том числе математика и физика. Знание физики – это знание языка физики. "Физические законы" имеют языковую природу: они устанавливают значение понятий. Итак, язык относительно другого языка переживается как знание. Исходный язык ощущается как естественный и "знанием" в этом смысле не является.
Сложность состоит иногда в том, что другой язык (например, философский) может состоять из тех же слов, что и естественный. Но это уже другой язык, а не "знание на естественном языке". (Это подтверждается, например, наблюдениям над границами языка: философский язык может включить в себя слова практически любого языка мира, а естественный – ограничен сам собой.) Но, поскольку эти другие языки существуют в среде естественного языка, они выглядят как "умственные объекты", то есть знания.

ЗНАНИЕ. Мы хотим освободиться от мира и его законов, для этого нам нужно их знать Знание – форма свободы. Знание нужно только в целях освобождения. За этим мы его и собираем. Мы хотим узнать законы мира ради того, чтобы по крайней мере освободиться от того, что ими не является, а потом и от самих законов, когда найдём "более общие". "Незаинтересованное созерцание" – чушь. Уйти от необходимости – вот цель знания.

ЗНАНИЕ. Понимание истины как "тела Ума" предполагает главный вопрос: а что нам мешает знать истину здесь и сейчас? Это не считается очевидным. Напротив, это главная проблема. Важно понять не то, как ум может мыслить то или иное. Он может это делать тем или иным способом (необязательно одним и тем же). Важно, почему ум не мыслит некоторых вещей, что ему мешает в этом.
Единственным объектом познания должно стать незнание как таковое. Познание есть его разрушение.

ЗНАК. Знак, как он есть в реальности (буква, символ, "черты и резы") - это всегда нарушение некоторой искусственной поверхности (полированного камня, грунтованного холста, папируса, бересты). Собственно, он и опознаётся как знак по этому нарушению. Разумеется, поверхность может быть и "естественной" (гладкий камень, ствол дерева) - но в таком случае "естественное" является заменой искусственного ("это место приготовлено самой Природой"), наподобие прочих естественных подобий искусственных вещей (как нефритовое кольцо китайского стрелка).
То есть знак - это избирательное разрушение искусственной поверхности, вне которой никакого "знака" просто не существует.
Для звуковых знаков такой "искусственной поверхностью" является тишина - состояние в высшей степени неестественное. Которое обеспечивается обычно толстыми стенами и прочей звукоизоляцией.

ЗНАЧЕНИЕ. Возглас "Да здравствует!" означает буквально то же самое, что и "пусть живёт…". Дело в интонации. В первом случае – триумф, во втором – "…радуйся, падла, чё ваще не убили".

ЗРЕЛИЩА. Вопрос: почему в Средневековье так относились к актёрам.
Преподобный Ваннах пишет:

По всей видимости, считалось, что актер, перевоплощающийся в роль, утрачивает частицу своего духа, замещая его чем-то другим. И занимается этим постоянно. Результатом представлялась своеобразная коррозия духа, утрата самого главного для человека - вечной и бессмертной самости.

Это всё слишком "по-станиславскому". Средневековый актёр, скорее всего, никаким "перевоплощением" не занимался. Он вообще не стремился к "достоверности" - его задачей было произвести впечатление, потешить публику. И это занятие, таки да, считалось "западловским". Причём не только в христианской Европе.
Почему? Потому что природа зрелища вообще такова, что иного отношения к себе не заслуживает.
Здесь уместен исторический подход. Излюбленным человеческим зрелищем во все века была казнь, пытка, на худой конец - публичное унижение. Более рафинированные виды "зрелищ" берут своё начало из некоторых выделенных фрагментов казни. В частности, "хорошо поставленная" казнь предполагает процедуру глумления над жертвой. И актёрское искусство имеет в качестве "источника и составной части" и искусство палача-"глумливца", изобретательно истязающего жертву на потеху толпе. 
Другое дело, что спектакль есть "бескровная жертва" - не казнь, а имитация казни, имитация унижения (как в греческой трагедии, суть которой сводится к изображению страдания, причём максимального страдания - минимальными средствами). Однако, суть дела от этого не меняется (что хорошо понимал Аристотель со своей садистической теорией "катарсиса").
И не нужно забывать, что самый известный в новой истории спектакль был поставлен римскими легионерами:

Мф. 27:
27 Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк
28 и, раздев Его, надели на Него багряницу;
29 и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский!
30 и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове.
31 И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие.

Соответственно, отношение к актёру родственно отношению к палачу: это брезгливость, уместная по отношению к занимающемуся "грязным делом" человеку (пусть даже этот человек "развлекает").
Интересно отметить, что современная журналистика имеет своим корнем не столько литературу (спокойное и почтенное занятие), сколько именно актёрское ремесло. Настоящий журналист - это именно "актёр пера" (сейчас уже микрофона). Современная журналистика, впрочем, почти что вернулась к корням: "журналистская акула" обычно делает себе имя именно на расправах над кем-либо или чем-либо - начиная от "известных лиц", и кончая "всякими разными святыньками".
Впрочем, такая эволюция вполне логична: не нужно забывать историю античного театра, начинавшего с трагедий, а кончившего "зрелищами погорячее".
 

ЗРЕНИЕ. Я всю жизнь был близоруким, причём "криво", неудобно близоруким – с астигматизмом, с разными "минусами" на каждом глазу, и так далее. В результате я привык к тому, что достаточно надеть или снять очки, чтобы увидеть "другую картинку".
То есть мне приходится "менять точку зрения" (буквально) раз двадцать на дню. И при этом, разумеется, помнить, что "по-настоящему" передо мной одни и те же вещи.
Это такой очень специфический "телесный опыт" – оказывающий, скорее всего, определённое влияние на ум.

ЗЪЕЙ. Не знаю, кто такой. Но подозреваю, что он существует. В связи с чем закономерный вопрос: можно ли сказать что-нибудь осмысленно об объекте, о котором известно только то, что он существует? Получается, что можно: вот сказал же.

а | б | в | г | д | е | ж | з | и | й | к | л | м | н | о | п | р | с | т | у | ф | х | ц | ч | ш | щ | ы | э | ю | я